Моника Маккарти - Суровая нежность
– И это ничего для тебя не значит? – Она передвинула руку, накрыла его сердце и почувствовала под ладонью его отчетливый стук. – Вот здесь не болит?
Он посмотрел на нее совершенно спокойным, абсолютно непроницаемым взглядом. Хелен искала какого-нибудь знака, который выдал бы его. Ее глаза инстинктивно скользнули к маленькому мускулу под скулой. Но под темной щетиной не было никаких признаков нервного подергивания. Он целиком и полностью владел собой – как всегда.
Магнус осторожно отстранился от ее прикосновения и отодвинул от себя.
– Ты смущаешь нас обоих, Хелен.
Она резко втянула воздух, ощутив, как стыд пронзает ей сердце. Что же она творит?
Он посмотрел ей в глаза и сказал:
– Я ничего не чувствую.
Потом развернулся на пятках и оставил ее стоять там, глядя, как ее шанс на счастье молча ускользает прочь. И в этот раз она уже не могла обманываться, что он вернется за ней.
Глава 2
Хелен не знала, сколько простояла там, в лесу, окоченевшая, с разбитым сердцем. Конечно, уже слишком поздно. О чем она только думала? К тому времени, когда она вернулась в крепость, женщины пребывали в легкой панике. Белла бросила лишь один взгляд на ее лицо и взяла инициативу в свои руки.
– Ты уверена, что хочешь сделать это? – тихо спросила она.
Хелен тупо смотрела на нее. Нет. Да. Ей все равно. Какая теперь разница?
Должно быть, она кивнула, потому что скоро оказалась облачена в платье, надушена и причесана, с золотой диадемой на голове, вновь шагающая тем же путем, каким шла всего несколько часов назад.
Только один раз она дрогнула. Когда ее брат Уилл, ныне граф Сазерленд, повел ее к тому месту, где ждал жених перед дверью часовни, она окинула взглядом толпу, собравшуюся на церемонию бракосочетания. Там, впереди, рядом с группой других воинов, она увидела его. Магнус стоял к ней спиной. Когда-то знакомая фигура была шире, более мускулистая и куда более грозная, но она узнала бы его повсюду.
Разочарование камнем осело в душе. Его присутствие покончило с остатками имеющихся у нее сомнений. Она для него ничего не значит, это совершенно очевидно.
– Все в порядке, Хелен?
Она заморгала, взглянув на своего старшего брата.
– Ты остановилась, – заметил он.
– Я…
Все в ней кричало: «Остановись, не делай этого».
– Все отлично. – Кеннет подошел к ним сзади. – Иди, сестра, твой жених ждет.
Хотя произнес он это вроде бы мягко, в глазах она прочла предостережение от какого-нибудь «своеволия». Слишком поздно менять решение.
В этом они с Магнусом были единодушны.
Сглотнув горячий ком тоски и сожаления, угнездившийся в легких, Хелен кивнула. Когда братья шагнули вперед, она пошла вместе с ними.
Если она и дрожала, когда брат вкладывал ее руку в руку жениха, она делала все, что полагалось невесте. Словно в трансе стояла она слева от Уильяма – поскольку женщина была создана из левого ребра Адама, – лицом к церковным дверям. По традиции первая часть обряда проводилась снаружи, а заключительная часть благословения внутри церкви, перед алтарем.
Так и случилось, что она вышла замуж за Уильяма Гордона на том самом месте, где чуть раньше выставила себя дурой перед мужчиной, который теперь стоял меньше чем в пяти футах от нее с совершенно безразличным видом.
Она ощущала твердое, мрачное присутствие Магнуса все время, пока произносила обеты, которые навечно привяжут ее к другому мужчине. Он не шелохнулся, не высказал возражения, когда священник спросил, знает ли кто-нибудь причину, по которой эта пара не может пожениться (неужели она на это надеялась?), и ни разу не взглянул в ее сторону.
С обручальным кольцом Уильяма на пальце она проследовала за святым отцом в темную часовню и опустилась рядом с Уильямом на колени, когда их сочетали браком перед Богом. Когда все закончилось, Уильям легко поцеловал ее в пересохшие губы, взял за руку и вывел из церкви, как свою жену, под одобрительные крики собравшихся.
Она почти ничего не замечала вокруг. Ее как будто бы там и не было. Бледная, холодная словно статуя, стоящая рядом с новобрачным, это была не она. Застенчивые улыбки и невнятные любезности в ответ на бурю поздравлений исходили не от нее. Та женщина была незнакомкой.
Часть ее как будто умерла. Та часть, которая питала надежды и мечты. Та часть, которая думала, что все в конце концов образуется. Осталась лишь оболочка той женщины, которой она была раньше. На ее месте появилась другая, которая делала только то, что от нее ожидают. Женщина, которая сидела рядом со своим новоиспеченным мужем в течение всего долгого свадебного пира и делала вид, что сердце ее в полном порядке. Которая ела с бесчисленных блюд, пила вино из кувшинов и праздновала вместе с остальной родней в Большом зале замка Данстаффнэйдж.
Она обманывала их всех.
– Пора.
Хелен повернулась к сказавшему это королю. Как и утром, ей была оказана честь сидеть справа от него. Роберт Брюс, завоевавший свою корону на поле брани, был фигурой внушительной. Черноволосый, с резкими чертами, он мог бы считаться красивым, если б не был королем и одним из величайших рыцарей христианского мира.
– Что пора, сир?
Он улыбнулся ей.
– Кажется, ваш свадебный пир удался на славу. Все веселятся.
Уильям, который сидел справа от нее, должно быть, услышал.
Он наклонился вперед и ухмыльнулся.
– Горцы умеют праздновать, как умеют и сражаться.
Брюс засмеялся.
– Да, верно. – Он кивнул на стол справа. – Я только никогда не видел, чтобы вон тот горец так праздновал.
Хелен улыбалась, поворачиваясь в направлении его взгляда. Но улыбка застыла маской ужаса. Вся кровь отхлынула от лица, когда боль, как раскаленный нож, пронзила грудь, перехватив дыхание.
Среди танцующих сородичей и пьяных гуляк на скамье сидел Магнус со служанкой на коленях. Одна его большая ладонь лежала у нее на бедре, крепко прижимая ее к нему, а другая стискивала затылок, удерживая голову. Он целовал ее. Страстно. Таким же страстным поцелуем, о котором мечтала Хелен. Огромные груди женщины были приплюснуты к его мощному торсу. Хелен не могла оторвать глаз от ее пальцев. То, как они вонзались в его широкие мускулистые плечи, словно ей все было мало, ошеломило ее.
Стрела боли, пронзившая ее, была раскаленной, рассекая плоть до кости. Нет, рассекать – не совсем правильное слово, слишком чистое. Эта рана была зазубренной, рваной, уродливой.
– Может, нам придется сменить ему имя, а, Гордон?
