Елена Езерская - Бедная Настя. Книга 7. Как Феникс из пепла
— Баронесса, Анастасия Петровна, — вполне сочувствующим тоном остановил ее тираду князь и, встав, поприветствовал ее. Затем он указал приглашающим жестом на кресло близ дивана, откуда на Анну по-прежнему с нерешительностью взирала княгиня Репнина. — Чувствуйте себя свободно, проходите, садитесь же. Мы искреннее рады видеть вас живой и невредимой, и, полагаю, не станем исключением перед теми, кому еще предстоит испытать подобные чувства при виде вас.
— Разумеется, дорогая, — кивнула ожившая под благотворным воздействием спокойного баритона мужа княгиня. — Будьте как дома, а обещанные вами подробности еще дождутся своего часа. Тем более что и у нас тоже много новостей и, к сожалению, они не столь приятны, как радость от вашего возвращения.
— Я уже знаю о том, что произошло. Так получилось, что я первый свой визит нанесла в Двугорское, — вздохнула Анна, садясь в кресло напротив нее, — и сейчас хотела бы, прежде всего, повидаться с сестрой и детьми. А вас, Александр Юрьевич, я просила бы в знак нашего родства и давней дружбы, если конечно, вы не сочтете мою просьбу затруднительной или излишне обязывающей вас, принять на хранение вот эту шкатулку с документами и теми немногими ценностями, что еще остались у меня после… после всего…
— Полно, полно, милая баронесса, — растроганным голосом сказал князь, давая знак слуге, чтобы тот забрал у Анны шкатулку. — В вашей последней просьбе нет ничего обременительного, а вот с первыми двумя, боюсь…
— Что? — теперь уже испугалась Анна. — С ними что-то случилось? Лиза? Дети?
— Не стоит так волноваться, Анастасия Петровна, голубушка. — Княгиня укоризненно взглянула на мужа и сделала жест рукой, подзывая Анну пересесть на диванчик, а когда Анна в смятении подошла к ней, усадила рядом с собой и заботливо и успокаивающе обняла ее за плечи. — Успокойтесь, дитя мое, вы и так невероятно взволнованны. Князь всего лишь хотел сказать, что наша невестка сейчас отдыхает, у Елизаветы Петровны только что был доктор, он сделал ей укол, и она уснула — ночью, к сожалению, плохо спала. Ей все еще снятся кошмары, и дышит она с трудом. Игнатий Теодорович рекомендовал вашей сестре Крым, и мы как раз обсуждали с князем эту возможность.
— А дети, дети? — торопила ее Анна.
— Они на прогулке, сразу же после завтрака поехали в Летний сад, с Татьяной, женой вашего управляющего. Какой ужас вся эта история с поджогом! Сколько еще неблагодарности в этих людях! И, даже неосмотрительно даруя им свободу, мы не облегчаем себе жизнь, а порой — подвергаем ее еще большей опасности, — покачала головой княгиня. — Но сама Татьяна кажется весьма милой и беззлобной особой, к тому же, говорят, молодой князь Андрей Андреевич Долгорукий — ее сын?
— Я не верю обвинениям в адрес Никиты, — сказала Анна, стараясь не замечать жестоких выпадов княгини в адрес крепостных. — Я знаю его так давно, он был мне почти как брат и вряд ли способен на такую подлость и жестокость. Но я еще слишком мало времени провела на родине, чтобы успеть вникнуть во все тонкости этой запутанной истории.
— И думаю — вам не стоит этого делать и впредь, — с некоторой суровостью произнес князь Репнин. — Предоставьте суду решать вопрос о виновности того или иного подозреваемого. У вас есть заботы поважнее, чем заступаться за того, чьи действия привели к гибели вашего батюшки и едва не лишили нас наследников. Забудьте об этом и положитесь на наше правосудие. Впрочем, сейчас, вы, наверное, хотели бы отдохнуть с дороги?
— И да, и нет, — промолвила Анна, понимая, что здесь никто не станет прислушиваться к ее словам, а тем более относиться к ним серьезно. Светское общество и так сделало ей когда-то одолжение, забыв о ее происхождении и актерской карьере. — Разумеется, я буду вам весьма благодарна за возможность найти здесь приют, но мне бы так хотелось увидеть детей!
— Я вас понимаю, милочка, — снисходительно улыбнулась княгиня Репнина. — Вы легко сможете найти их в Летнем саду, но все же — не следует появляться там в таком откровенно дорожном виде. Митрич!
— Слушаю-с, — из-за двери, немедленно откликаясь на колокольчик, которым сотрясала княгиня, возник дворецкий.
— Ты вот что, Митрич, распорядись, чтобы Авдотья провела баронессу в гостевую комнату да во всем помогала ей. — Отдав приказание, княгиня, смягчившись в лице и тоне, снова оборотилась к Анне: — А потом, Анастасия Петровна, мы вместе посмотрим на наш гардероб, вы согласны? Прекрасно!
— Александр Юрьевич, — вдруг спохватилась Анна, уже собиравшаяся уйти, — я приехала с кучером, которого мне одолжили…
— Если позволите, — тихо сказал дворецкий, — едва вы приехали, я распорядился, чтобы кучера отвели на кухню, а лошадей накормили. Полагаю, сейчас он уже на полпути домой.
Анна с благодарностью кивнула дворецкому и, поклонившись Репниным, вышла вслед за ним из гостиной.
— Как она, однако, подурнела, — прошептала княгиня, наклоняясь ближе к мужу, чтобы Анна не услышала ее. — Все-таки это странно, во Франции — революция, а она не поспешила домой, несмотря на Высочайший указ Его Величества.
— Не забывайте, дорогая, — укоризненно посмотрел на нее князь, — барон состоял при иностранном ведомстве, никто не может знать всех дел государевой службы.
— Да-да, — закивала княгиня, — вот и Мишенька сейчас… Когда-то вернется?..
Потом, повздыхав, она за разговором с мужем допила кофе и потом не спеша поднялась наверх за Анной, а, увидев, что та в нетерпении меряет комнату шагами, позвала ее за собой, чтобы выбрать для своей гостьи платье. В сопровождении служанки они прошли по анфиладе второго этажа под легкие укоры княгини, высказывавшей Анне неудовольствие ее бледностью и вдруг замеченной ею сединой в пряди на левом виске.
А потом вдруг княгиня замолчала, и по каким-то неуловимым приметам Анна догадалась, что комната, в которую они вошли, принадлежала Наташе, но, судя по всему, ее хозяйка давно здесь не появлялась, и ответа на вопрос о дочери Анна от княгини не дождалась. И что-то было настолько странное в этой сдержанности — ведь красавица и умница Наташа всегда была любимицей матери! — что Анна заподозрила какую-то тайну, возможно более опасную, чем те, к которым пришлось прикоснуться ей самой. И потому, пока искали подходящее платье, Анна перевела разговор в другое русло:
— А как же Михаил Александрович? Вы известили его о случившемся?
— Мишель — далеко, — пожала плечами княгиня. — Что он может сделать? А тревожить его понапрасну, когда от его участия в посольстве, возможно, зависит судьба России!..
— Посольство? — удивилась Анна. Она впервые слышала, чтобы Михаил был приглашен к делам Министерства иностранных дел.
— О да! — с гордостью произнесла княгиня, понижая голос. — Сам Александр Николаевич просил Мишеньку стать его представителем в посольстве князя Меншикова, который сейчас в Константинополе занят вопросом урегулирования наших отношений с турками.
— С турками? — вновь принуждена была высказать свое удивление Анна. — Но, насколько мне известно, все недоразумения два месяца назад были разрешены. И я приехала домой вместе с господином послом Титовым…
— Вот как? — Княгиня с интересом посмотрела на Анну, и та смутилась — не сказала ли она лишнего. — Но, похоже, милочка, за время пути вы совсем не читали газет. Вскоре, после того, как султан принял решение в пользу России, французы ввели свои военные корабли в Священные воды Святой земли! Они угрожают туркам, что начнут новый крестовый поход! Об этом говорит вся столица! И, если посольство князя не увенчается успехом, то всех нас ждет война! Его Императорское Величество готов объявить мобилизацию!
— Значит, нам не стоит слишком скоро ждать возвращения Михаила Александровича, — устало произнесла Анна. — Бедная Лиза!
— Да, бедная, — как-то обыденно кивнула княгиня. — Это платье вам очень идет…
— Я все же хотела бы заглянуть к ней. — Анна просительно взглянула на Репнину, и та, подумав минуту, вздохнула, разрешая пройти к Лизе.
— Только постарайтесь не разбудить ее. Мы все очень волнуемся за Елизавету Петровну, и, если доктор Вернер разрешит, хотели бы отправить ее недели через две в Ливадию, когда потеплеет море, и воздух станет суше…
Там же, на втором этаже княгиня медленно приоткрыла дверь в комнату, располагавшуюся по соседству с Наташиной. Там тоже было тепло и солнечно, но в воздухе не чувствовалось свежести — лишь странные, травные ароматы лекарств. И, глядя на Лизу, у Анны тревожно сжалось сердце. И, хотя со стороны казалось, что сестра спокойно спала, румянец на ее лице казался болезненным, а дыхание — то едва различимым, то неожиданно сильным с влажными хрипами. Ее руки, лежавшие поверх одеяла, потрясли Анну своей истонченностью, а губы — бледностью, сливавшейся с прозрачной бледностью кожи на лице. И Анна не понимала — темные полукружья под глазами: это тени от длинных ресниц или примета ее нынешнего нездоровья?..
