Мэри Гилганнон - Мечта Дракона

Мэри Гилганнон

Мечта Дракона

В память о Джиме Моррисоне,

барде и чародее нашего времени.

Да упокоится дух твой и твоей

огневолосой королевы

в Ином мире.

Пролог

Монастырь Лландудно, Уэльс, 517 год

– Он готов принять вас.

Бэйлин ап Роддерх решительно поднялся с каменной скамьи в монастырском дворике и поморщился, ощутив, что нога у него затекла. Монах презрительно взглянул на него, развернулся и зашагал по дорожке между благоухающими цветами и травами. Бэйлин поспешил за ним, чуть прихрамывая.

Они вошли в низкий деревянные сруб, и их окутал душный, горячий воздух, пахнувший немытой плотью. Пот заструился по лбу Бэйлина уже в самом начале узкого темного коридора. А торопливые шаги брата все глубже уводили в духоту и мрак, где дышать становилось еще труднее, и грудь словно сдавило тисками. Это место напоминало могилу – темную, безвоздушную, тесную.

Немного опередив Бэйлина, сопровождающий остановился возле невысокой, грубо прорубленной двери.

– Мэлгон Великий, – объявил он с подчеркнутым сарказмом в голосе и, бросив быстрый взгляд на своего спутника, исчез в соседнем коридоре.

Бэйлин посмотрел ему вслед и подивился тому, как этот человек умудряется находить дорогу в подобном лабиринте. Затем медленно приблизился к дверному проему. Какое-то время разглядывал незатейливую резьбу. Наконец, набрав полную грудь воздуха, поднял увесистый кулак и постучал.

– Входите.

Бэйлин распахнул дверь и нырнул в крохотную келью. Солнечный свет проникал сюда сквозь единственное узенькое окошко и бил в массивное золотое распятие, висевшее на противоположной стене. Крест словно горел под ярким солнечным лучом, и Бэйлин прищурился, чтобы глаза его понемногу привыкли к ослепительному сиянию. Сноп света освещал пляшущие в воздухе пылинки, превращал их в подобие золотого тумана. Сквозь эту завесу гость мало-помалу разглядел узкое аскетичное ложе, покрытое знакомым, но уже изрядно полинявшим пурпурным одеялом. Он снова прищурился и перевел взор на фигуру человека, сидевшего на ложе. Его ниспадавшие на плечи волосы были темны, почти черны. Густая борода покрывала большую часть лица.

– Ну вот, друг мой, мы снова встретились, – радушно проговорил сидящий и улыбнулся. В темном обрамлении усов и бороды сверкнули белые зубы.

– Да, милорд, – отозвался Бэйлин, поклонившись.

Хозяин кельи молчал, вопросительно глядя на посетителя. Наконец, тот произнес:

– Абельгирт умер.

Бородач вздохнул и поднялся на ноги. Под его грубой рясой угадывались очертания фигуры: Мэлгон слегка похудел, но видно было, что он все еще достаточно силен и что его не покинула та хищная кошачья ловкость, которая делала короля опаснейшим противником в сражении. Крошечная комнатушка казалась для него слишком тесной.

– И он, конечно, до самой смерти считал меня трусом, – с горечью в голосе проговорил Мэлгон.

Бэйлин отвел взгляд. В свое время Абельгирт, владыка одного из прибрежных уделов, вместе с другими вождями высмеял Мэлгона за его набожность и преданность покойной жене. Но, в конце концов, почуяв близость смертного часа, он призвал к себе Бэйлина, велел разыскать короля и уговорить его покинуть монастырские стены и вернуться на престол.

– Абельгирт прислал меня к тебе... – Бэйлин замялся, внезапно ощутив необычное стеснение в груди. Столь многое зависело сейчас от того, что и как будет сказано, – и медь он не отличался ораторским искусством, – по крайней мере, когда речь шла о чем-то важном. Другое дело – посквернословить или рассказать какую-нибудь похабную историю, да, уж тут-то ему не было равных. Но сейчас... Как убедить этого человека покинуть добровольное заточение и снова вернуться к жизни?

– Пока был жив Абельгирт, твоему королевству ничто не угрожало, но теперь будущее Гвинедда в опасности, – продолжал Бэйлин. – Ты должен, как прежде, управлять страной. Больше некому.

– Но есть еще Элвин... и Мильгрит... и Роддери, наконец.

Посланник покачал головой:

– Все они недостаточно сильны. Вожди не станут объединяться с ними. Если ты не вернешься... с Гвинеддом будет покончено.

Мэлгон вздохнул. Все его тело напряглось, словно он собирался взвалить себе на плечи тяжелую ношу.

– Со мной... уже покончено. Я похоронил свои мечты вместе с Авророй... и Эврауком... и... – молвил он тихо, – ...с моим сыном.

– Но ты нам нужен, – прозвучал резкий ответ. – Нельзя думать только о спасении своей души, Мэлгон. Вспомни о людях, которые от тебя зависят, которые за тебя сражались. Как ты скажешь им, что тебе больше нет до них дела?

Бэйлин испугался собственного тона, но было поздно – он уже не мог остановиться. Чтобы придать своим словам больше убедительности, он решился пристыдить Мэлгона и даже вызвать его гнев. Может быть, хоть это заставит его, в конце концов, выбраться из трясины жалости к самому себе и вернуться на подобающее ему место. У посланника перехватило дыхание при виде того, как сверкнули голубые глаза Мэлгона: ведь от крутого нрава короля пострадало немало его приближенных.

Но вспышка гнева мгновенно угасла, словно пламя это задул какой-то неведомый ветер. Отшельник рассмеялся, и Бэйлин заметил, что зубы у него крепкие и белые, как прежде. Скудная монастырская пища и неподвижная жизнь не подорвали здоровье короля.

– Это я-то думаю только о своем спасении? – усмехнулся Мэлгон. – Кажется, все словно сговорились осыпать меня самыми нелепыми упреками. Братия утверждает, что я грешен и одержим дьяволом, что меня переполняют суетные мысли о мирском богатстве и жажда власти. Увы, пожалуй, они правы: я все-таки грешный, грешный человек. – Лицо его исказилось в презрительной усмешке. – Но как быть? Я не верю в то, что святость доступна простому местному, если только он окончательно не раздавит свою грешную плоть, истязая ее во славу Господа.

– Тогда почему бы не бросить все это? Тебе нечего здесь делать. Ты воин, ты король. Как можешь ты забыть о крови Канедага, что течет в твоих жилах?

– Это проклятая кровь! – Глубокий голос Мэлгона отразился от стен крошечной комнатушки. – Родственники мои погибли, сражаясь друг с другом, одержимые жаждой власти. Я думал, что смогу избежать этого проклятия, по спасения, как видно, нет. Погляди, что стало с моей сестрой Эсилт. Она предала меня, предала свой собственный народ – и все ради смутной цели стать королевой, – голос Мэлгона сорвался, – Когда умер мой сын, я воспринял это как знак того, что моему роду суждено угаснуть.

Бэйлин переступил с ноги на ногу. О Господи, дай ему силы прорвать тьму, которая, кажется, наполняет эту комнату. Вот уже семь лет прошло с тех пор, как королева Аврора умерла в родах вместе со своим первенцем. Неужели никогда не заживет эта рана? А может, король действительно прав, может, его семья проклята?