Патриция Райс - Отцы и дочери

Патриция Райс

Отцы и дочери

— Я пришел, сударь, чтобы просить у вас руки вашей дочери.

Лорд Эдвард Джон Четэм (для друзей и близких — просто Джек) в волнении стоял перед письменным столом, отделявшим его от старшего собеседника. Начиная с белоснежного галстука и заканчивая элегантными сизо-серыми панталонами, аккуратно заправленными в пару сияющих сапог, он являл собой образец истинного джентльмена. Пышная шапка набриолиненных каштановых волос была подстрижена по последней моде, спускаясь на лоб густой волной, которая, однако, не скрывала взора. А взор молодого человека был мрачен. Его визави молча повернулся к нему спиной. Уже то, что хозяин с самого начала не предложил ни бренди, ни просто присесть, не внушало посетителю никаких иллюзий.

— Я ожидал этого, Четэм, — сказал, отпирая ящик секретера, низенький и сухонький Генри Торогуд и достал связку каких-то бумаг. В свое время этот ловкий бизнесмен не только сумел вытащить свою семью из финансовой пропасти, но и основал чрезвычайно выгодное предприятие. Торогуд всегда был готов к любой неожиданности. Сама обстановка кабинета, в котором происходила беседа, говорила о врожденной методичности его хозяина. Вернувшись к столу, он бросил бумаги перед Четэмом. — Вот ваши долговые расписки, сударь. Вы хоть представляете себе их общую сумму?

— Готов поспорить, эта сумма гораздо больше той, которую вы сами за них заплатили, — криво усмехнулся лорд Джон. Он прекрасно понимал, что Торогуд ни в коем случае не стал бы покупать практически никчемные бумажки за полную стоимость. Некоторые потерявшие надежду кредиторы наверняка рады были получить хотя бы по полпенса за фунт.

— Во всяком случае, этого будет довольно, чтобы вас вызвали в суд. — Старик вернулся к своему креслу, хотя и не сел в него. Род Торогудов был старинным и уважаемым, но никто из его предков, как и он сам, не сумел добавить к своей фамилии никакого титула, а торговые занятия Генри никак не способствовали упрочению положения в высшем свете. Четэм же, напротив, был сыном покойного графа, младшим братом нынешнего графа и даже обладателем собственного титула, наследником родовых поместий и завидным женихом. Старик прекрасно знал об этом, но нарочно отказывался следовать требованиям этикета и простой вежливости. Он явно не собирался садиться сам и не предлагал кресла своему благородному посетителю.

Молодой человек слегка побледнел, поняв угрозу, но не дрогнул, лишь сильнее сжал кулаки.

— Я отдаю себе отчет в том, что мои траты в течение некоторого времени были непозволительно велики. Но я уже оставил расточительные привычки и начал сокращать сумму долгов. Если не считать того, что лежит у вас, — указал он глазами на пачку на столе, — то доходы с имения моего недавно умершего отца вполне достаточны, чтобы достойно обеспечить Каролину всем необходимым, если и не абсолютно всем, к чему она привыкла. Она понимает мои затруднения и не возражает против той скромной жизни, которую нам предстоит вести.

— Так вы уже с ней поговорили? Что ж, это было неразумно. Дочь еще слишком молода, чтобы решать такие вопросы самостоятельно. Вы должны были понимать, что из всех богатых невест, способных вытащить вас из нищеты, моя дочь — самый неподходящий вариант. Я не намерен финансировать ваши светские выкрутасы. — Глядя в упор на мощного молодого человека, Торогуд говорил ледяным тоном. — Вы оставите Каролину в покое или я упрячу вас в долговую яму, да так быстро, что ваши родственники даже не поймут, где вас разыскивать.

«И даже не попытаются», — признался сам себе молодой человек. Его старший брат наделал столько долгов, что их не смог бы оплатить никто и никогда, однако же никому и в голову не приходило предъявлять графу неоплаченные счета. Он получил самостоятельность после смерти своего отца, то есть когда еще учился в школе. Нынешний граф не смог бы вытащить своего брата из тюрьмы, как не сумел бы и предотвратить эту катастрофу. Лорд Джон даже зубами скрипнул от досады. Похоже, на пути к счастью стояло неодолимое препятствие.

— Я люблю Каролину, сударь, и у меня есть все основания полагать, что она отвечает мне взаимностью. Я оплачу векселя. Вам не придется обеспечивать Каролину. Я сам буду содержать ее. Мы можем жить в имении моей матушки в Дорсете. Вашей дочери ничто не грозит, уверяю вас — Джек старался говорить твердо, но в душе колыхнулись непрошеные сомнения. Эти сомнения мучили его с того момента, как он понял, что поиски богатой наследницы превратились в нечто иное и совершенно неконтролируемое. Он готов был отвечать за каждое свое слово, но не мог забыть о том, как еще по-детски наивна Каролина. Представляла ли она себе, что именно означает скромная жизнь в Дорсете? Много ли прошло бы времени, прежде чем она затосковала бы, лишенная общества и всей той роскоши, к которой успел приучить ее отец?

— Ей ничто не грозит потому, что я не отдам ее в ваши руки! — вскипел Торогуд. Он ожидал, что юный хлыщ моментально съежится под первым же ударом. Но упрямое нежелание смириться внушило Генри даже некоторое уважение к молодому лорду. Впрочем, не настолько сильное, чтобы отдать свою старшую дочку этому глупцу. Если он решил, что его титул — прекрасный товар, который можно выменять на приданое Каролины, то пусть не обольщается. Ведь счастье дочери зависит не от титула, а от репутации мужа. Расточительные привычки Четэма никак не говорили в его пользу, и потому Генри продолжал неумолимо гнуть свою линию. — Я сейчас же позову дочь сюда, и вы сами ей сообщите, в моем присутствии, что никогда больше с нею не увидитесь. Взамен я обещаю вам не требовать этих долгов. Если же вы еще хоть раз появитесь на моем пороге, я немедленно передам ваши долговые расписки в магистрат. Вы меня поняли?

Джек все слышал и все понял. Его от природы бледное лицо приобрело сероватый оттенок, но глаза так и вспыхнули огнем.

— Я понял, что вы сейчас растоптали жизнь вашей дочери, как и мою собственную. Как вы сами сказали, Каролина молода и, возможно, оправится от удара. Что же до меня, пока эти расписки у вас, мне не на что надеяться. Если вы действительно хотите моего исчезновения, я требую дать мне ссуду, чтобы найти способ погашения долгов.

То, чего он не сказал вслух, касалось Каролины… Он никогда не произнес бы этих слов, ведь в них заключалась последняя, едва тлеющая искорка надежды на достойную жизнь.

Старик с презрением поглядел на молодого человека, решив, что тот требует всего лишь мзду за свое молчание. Ну способен ли продувшийся безземельный лорд извлечь пользу из денег, пусть и немалых, и при этом остаться джентльменом? Несомненно, вся полученная ссуда немедленно очутится на игровом столе — очередная безумная попытка отыграться — и бесследно исчезнет. Ну что ж, если это все, что от него требуется, да будет так. Генри коротко кивнул: