Джорджетт Хейер - Роковой сон

Джорджетт Хейер

Роковой сон

Пролог

(1028)

Посвящается Кароле Ленантон

В знак дружбы и высокой оценки ее собственной несравненной работы, исполненной в дорогом нам обеим историческом стиле.

Пока он еще мал, но будет расти.

Граф Роберт Нормандский

На базарной площади стоял такой шум и гам от криков и перебранок, что Герлева, привлеченная ими, медленно подошла к окну своей светлицы и поглядела вниз сквозь зарешеченное окно. Базарный день привлекал в Фале толпы народа из окрестных деревень. Здесь можно было встретить свободных крестьян с рабами, пригнавшими на продажу свиней и скот; крепостных, торгующих яйцами и домашним сыром, разложенными прямо на земле на кусках ткани; слуг и телохранителей знатных господ, сопровождавших своих хозяев; жен рыцарей, разъезжавших на иноходцах; бюргеров из города; сбивавшихся в маленькие стайки молодых девушек, у которых редко звенело в кошельках серебро, зато с уст то и дело слетали слова восторга по поводу каждой попавшейся на глаза новой модной вещицы.

Бродячие торговцы с навьюченными лошадями предлагали множество прельстительных товаров: броши из аметиста и граната, костяные гребни, серебряные зеркальца, отполированные до такого блеска, что человек мог разглядеть себя в них столь же ясно, как в ручье, протекавшем за крепостью. Стояли в изобилии на базарной площади и палатки: одни — набитые свечами, растительным маслом и жиром, другие — ароматными восточными пряностями — гвоздикой, сытью, сладкой корицей, шафраном. Рядом под навесами расположились торговцы всяческой снедью: здесь можно было купить только что пойманную селедку и миног, различные редкие товары — имбирь, сахар, перец, ломбардскую горчицу, а кроме того, булки из муки самого тонкого помола, и на каждой из них стояла подрумянившаяся печать пекаря. Коробейники с медными кастрюлями и посудой для стола бойко сбывали свой товар домашним хозяйкам. А рядом аптекарь пытался привлечь внимание женщин к целебным мазям от ушибов, драконовой воде, корню дягиля и даже — двусмысленным шепотком — к приворотному зелью. Его мягкий голос тонул в криках соседа, который, расстелив по прилавку полотняные и суконные отрезы, громогласно призывал каждого прохожего подойти и пощупать великолепные материи.

Больше всего народу толпилось вокруг заморских торговцев, предлагавших всяческие диковины. Тут загадочно темнел привезенный издалека черный янтарь, отпугивающий змей, если его нагреть; тончайшее полотно из Фризии, искусно изготовленные кубки и украшения из Византии, дорогие вышивки саксонских мастериц из Англии, бесчисленное множество дешевых дамских безделушек и лент для волос.

Увидев пучок лент, услужливо поднесенный торговцем к стайке девиц прямо под ее окном, Герлева приподняла лежащую на плече тяжелую косу и прикинула, хорошо ли будет выглядеть в волосах вон та, пунцовая, и понравится ли ее красное платье милорду Роберту. Правда, в своем теперешнем виде она вряд ли кому-нибудь нужна, даже такому пылкому любовнику, как граф: ведь фигура ее испорчена ребенком, который вот-вот должен родиться, а его отец, граф Роберт, в это время, повинуясь капризу своего отца, герцога Нормандского, пребывает в Руане. Женщине захотелось, чтобы скорей начались схватки и закончились роды, а она бы наконец, как бывало, могла проскакать на коне по крутому холму наверх, к крепости, приказав вооруженному стражнику открыть ворота перед ней, Герлевой Прекрасной, дочерью Фулберта, жителя вольного города Фале, любовницей милорда графа де Йесм. Ее взгляд непроизвольно обратился к отдаленной крепости, которая возвышалась над приземистыми деревянными городскими домами и была полускрыта растущими на холме деревьями.

Она слегка прикусила нижнюю губу, ревниво подумав про всех этих благородных леди из Руана. Женщина почувствовала себя обиженной и принялась размышлять о своих воображаемых врагах. Но вдруг ее внимание привлекла труппа менестрелей, начавших свое выступление прямо около дома. Музыканты пришли на рынок в надежде заработать пару монет у более молодой и легкомысленной части толпы, а может быть, если повезет, и перекусить позднее в одном из богатых домов поблизости. Арфист запел популярную песенку, а жонглер принялся бросать в воздух и ловить одну за другой тарелки и мячи, причем делал он это все быстрее и быстрее, пока глаза Герлевы совсем не округлились от изумления.

Из окна женщина видела палатку своего отца Фулберта с развешанными в ней мехами и брата Вальтера, спорящего с бюргером о цене прекрасного ковра из меха куницы. Прямо рядом с ним коробейник подсовывал свои безделушки нескольким восхищенным девицам. Герлева подумала, что если бы граф Роберт был здесь, то непременно купил бы своей любимой вон тот браслет из кованого золота, который сейчас вертел в руках торговец.

При мысли о милорде графе настроение женщины упало, и она отошла от окна, внезапно утомившись от всей этой толчеи под окном.

В дальнем конце комнаты виднелась деревянная дверь, ведущая прямо на винтовую лестницу, спускающуюся в зал, главное жилое помещение дома. Без сомнения, ее мать сейчас была занята приготовлением ужина для Фулберта и Вальтера, но Герлеве и в голову не пришло спуститься и помочь. Женщина считала, что любовнице сына герцога Нормандского негоже прикасаться к жирным горшкам и сковородкам.

Тяжело ступая, отталкивая ступнями разбросанный по полу тростник, она сделала несколько шагов и легла на застланную шкурами постель у стены. Это была настоящая кровать герцогини, сделанная из дорогого дерева и покрытая медвежьей шкурой, про которую Фулберт сказал, что она больше подходит для графа Роберта, чем для его возлюбленной. Герлева потерлась щекой о длинный мех и пригладила его горячей рукой, вспоминая, как любовник со свойственной ему экстравагантностью назвал ее своей принцессой.

Тем временем солнце медленно опускалось за отдаленные холмы. Золотой луч проник через оконную решетку и упал в изножье кровати, от чего на коричневом медвежьем меху появился рыжеватый отблеск. Гул голосов, стук лошадиных копыт, случайные возгласы все еще доносились с площади, но уже заметно стихали по мере того, как вечерело. Торговцы убирали свои товары, поток мулов и повозок устремился к городским воротам, крестьяне из отдаленных деревень покидали Фале, чтобы успеть добраться до дома засветло.

От размеренного топота копыт Герлеву стало клонить в сон. Она закрыла глаза и, повертевшись с боку на бок, погрузилась в беспокойную дрему.

Постепенно и последние лучи солнца исчезли, а с ними стих шум базара. Запоздавшие вьючные лошади плелись домой, а торговцы, живущие за городом, торопливо складывали свои навесы и спорили, выясняя, кто больше наторговал за день.