Барбара Картленд - Мечты сбываются

Барбара Картленд

Мечты сбываются

От автора

Чарлз Фредерик Ворт (Уорт), уроженец Линкольншира, достиг вершин мировой славы в эпоху Второй империи, отличавшуюся своим блеском и экстравагантностью.

Личный модельер французской императрицы Евгении, признанный законодатель мод, он создал кринолин и первый же от него отказался.

Уже в 1870 году на него работали 1200 швей.

Его мастерские еженедельно выпускали по нескольку сотен новых моделей. Стоимость его произведений — от 1600 франков (60 фунтов) за повседневное платье и 100 фунтов за вечернее — была шокирующей.

Ворт являлся родоначальником технологии массового производства, превратив парижскую моду во всемирную индустрию, каковой она является и в настоящее время.

Никто из великих модельеров не мог с ним сравниться. Он был единственным и неповторимым.

Ведизм, будучи одной из древнейших религий Индии, стал предтечей брахманизма, или, как его еще называют, индуизма. В Индию ведизм проник вместе с арийскими племенами.

Ведами назывались священные гимны и песнопения, сложенные на санскрите. Эти оригинальные сочинения относятся к 1500–1200 годам до н. э.

Описание британского посольства в Париже, а также некоторых событий из жизни тогдашнего британского посла лорда Лайонза основано на реальных фактах.

Глава первая

1869 год

Сноубол еле тащился по пыльной дороге, пересекающей широкое поле.

Ему весьма импонировал этот темп, так как позволял предаваться меланхолическим раздумьям, и он отказывался ускорить шаг, несмотря на все увещевания всадницы.

Потеряв надежду усовестить коня, Одетта представила себе, будто едет верхом на огромном гнедом жеребце, который мчится с бешеной скоростью по просторам полей.

А по прибытии в Холл вместо лорда и леди Валмер ее там встретит обворожительный герцог или маркиз, и он не преминет познакомить ее со своими друзьями.

Эти элегантные, утонченные светские люди будут развлекать ее своими историями, удивляя сверкающей россыпью острот.

Одетта отдавала предпочтение именно этой своей фантазии среди множества прочих, и главным образом потому, что по крайней мере раза два или три в неделю отправлялась на Сноуболе из дома викария в Холл — усадьбу лорда Валмера.

Конь уже достиг столь почтенного возраста, что его хозяйке бессмысленно было сожалеть о потерянном в пути времени.

Гораздо легче было вообразить горячего чистокровного арабского скакуна.

А так как девушка обладала чересчур богатым воображением, то почти верила в его существование.

Наконец показались огромные железные ворота, увенчанные с обеих сторон двумя каменными сторожками.

Теперь Сноубол мог бы двигаться и побыстрее, пойди он под деревьями через парк, вместо того чтобы плестись по гравию подъездной аллеи.

В то время как Одетте нравилось ехать по траве через лужайку, Сноубол предпочитал прямую дорогу к Холлу.

Он уже знал, что вскоре она приведет его в удобные конюшни, где он сможет спокойно дожидаться своей хозяйки.

Одетта подозревала, что сено и овес, которыми его потчуют в Холле, ему больше по вкусу, нежели те, что он получает дома.

Отчаявшись уговорить конягу пройтись по траве, Одетта переключила внимание на усадебный дом, представший ее взору.

Возведенные из серого камня стены золотились в лучах восходящего солнца.

Над крышей развевался личный штандарт лорда Валмера.

Однако в ее фантазиях дом выглядел намного больше и непременно являлся творением знаменитого Роберта Адамса, а не какого-то безвестного архитектора, несшего бремя ответственности за постройку особняка Валмеров в начале столетия.

И все же после скромного и непритязательного жилища викария особняк Валмеров казался необычайно величественным.

«Если б у меня были деньги, — подумала девушка, — я бы вновь отделала гостиную серебром и золотом. Лестницу обязательно покрыла бы темно-синим ковром «Мадонна» вместо того уродливого, с безобразным красноватым орнаментом, что лежит там сейчас».

Она обожала подмечать несоответствия и изъяны в архитектуре разных домов и мысленно улучшать произведения зодчества.

Точно так же, глядя на женщину, — не важно молодая она или старая, — Одетта сей же час представляла себе, как изменилась бы ее внешность, оденься она несколько иначе.

И все же единственной женщиной, внешность которой она бы ни при каких обстоятельствах не пожелала менять, была леди Валмер.

Девушка поймала себя на том, что размышляет, какое из своих многочисленных платьев леди Валмер наденет на этот раз, но тут увидела, что Сноубол добрался до парадного входа.

Одетта спрыгнула с коня, и паренек из числа помощников конюха, должно быть, дожидавшийся ее приезда, подошел к Сноуболу.

Потрепав его по челке, он произнес:

— Добрый день, мисс!

— День добрый, Джон. Мисс Пенелопа дома?

— Сдается мне, она в своих комнатах, — бросил Джон, поспешно уводя Сноубола к конюшням.

Одетта взбежала по лестнице.

Дверь была открыта.

В холле она никого не обнаружила, что ее нисколько не удивило.

Обычно в это время Бейтмен, дворецкий Валмеров, занят уборкой столов после завтрака.

Да она и не нуждалась в том, чтобы о ее приезде докладывали.

Ей хорошо был знаком путь в гостиную, расположенную на втором этаже.

Прежде она служила Пенелопе классной комнатой.

Но теперь девочка выросла, и классную комнату возвели в ранг гостиной.

Одетта вошла.

Как всегда, Пенелопа, уже ждала ее.

В платье, которое Одетта особенно не любила на ней, подруга выглядела приземистой и грузной.

Оно абсолютно не шло к ее темным волосам и чуть желтоватому цвету лица.

И если бы дело было только в цвете!

Платье подчеркивало ее небольшой рост и полноту, что противоречило нынешней моде.

Однако Пенелопу сейчас волновал лишь приезд Одетты.

Поэтому, как только открылась дверь в гостиную, она вскочила и воскликнула:

— Я высматривала тебя из окна! Должно быть, ты подъехала, когда я была еще внизу.

— Ты же знаешь, как медлителен Сноубол! — улыбнулась Одетта.

— Ну наконец ты здесь! — удовлетворенно вздохнула Пенелопа. — Мне надо сообщить тебе что-то ужасно важное.

Одетта удивленно посмотрела на подругу.

Еще вчера ничего из ряда вон выходящего в Холле не произошло.

— Что случилось? — спросила она.

— Мы едем в Париж!

— В Париж? — изумилась Одетта. — Как интересно! Когда же?