Уильям Саймон - Призрак в Сети. Мемуары величайшего хакера
Для мамы разницы не было. Я снова находился за решеткой. Мои задержания превращались из случайных в закономерные. Кем же вырос сынок, думала мама. Не станет ли моя жизнь чередой тюремных ходок? Она навестила меня и разрыдалась. Мама так много сделала для меня, и вот чем я ей отплатил: унижением и проблемами. У меня сердце разрывалось при виде ее слез. Сколько раз я ей обещал, что прекращу заниматься хакингом… Я действительно собирался завязать, но держал свое слово не лучше, чем какой-нибудь алкаш, снова и снова уходивший в запои.
Оказалось, что тот взлом, из-за которого я вновь попал за решетку, имел более серьезные последствия, чем я мог себе тогда представить. Один из аккаунтов, в который я зашел из компьютерного класса в кампусе, выглядел как университетский, но на самом деле принадлежал сотруднику Пентагона. Когда полиция обнаружила это, всю историю разгласили журналистам, и в газетах одна задругой стали появляться раздутые статьи, авторы которых искажали факты как хотели. Кто-то даже писал, что я проник в систему Министерства обороны. Чистейшая ложь, но об этом продолжают говорить и сегодня.
Я признал обвинение в нарушении закона в ходе срока пробации. Меня приговорили к лишению свободы в колонии для несовершеннолетних сроком на три года и восемь месяцев. Это был максимальный срок по моей статье.
Несмотря на это, я был безнадежен: сидел взаперти, но все равно размышлял над тем, как одолеть систему.
Глава 5 Все ваши телефонные линии теперь мои
Btnfy уtbs ini N mnij tzy ns zsynq ymj Ozajsnqj Htzwy qtxy ozwnxinhynts tajw rj? [22]
После вынесения приговора меня вновь доставили в исправительное учреждение Норволка для классификации. Там я любил укрываться от посторонних в библиотеке, где обнаружил очень неплохую подборку книг по юриспруденции. Эта тема стала моим новым увлечением.
Некоторые ребята, находившиеся здесь под стражей, желали подать апелляционную жалобу или уточнить, какими правами они обладают. Тогда я стал выручать их, находя им нужную информацию. Как минимум я мог творить небольшие добрые дела для товарищей по несчастью, и мне это нравилось.
Оказалось, в библиотечном фонде имелись руководства о порядке действий, регламентировавшие работу калифорнийской инстанции по делам молодежи. «Как удобно , – думал я, – они позволяют мне разузнать, как именно они должны работать, а я могу найти в этой системе лазейки и просчеты». Я с головой углубился в изучение этих материалов.
Ко мне прикрепили социального педагога, который несколько раз со мной поговорил, а потом настрочил рекомендацию, в соответствии с которой меня следовало отправить в Престон. Эта тюрьма для несовершеннолетних была как бы молодежным вариантом Сан-Квентина [23] . Ее переполняли самые опасные и жестокие подростки калифорнийской пенитенциарной системы для несовершеннолетних. Почему же? Я ведь был одним из немногих преступников умственного труда, с которыми когда-либо приходилось работать управлению по делам несовершеннолетних.
Социальный педагог даже сказал мне, что он направляет меня в это место, так как оно расположено довольно далеко, в семи-восьми часах езды на машине, а значит, мама и бабушка смогут навещать меня лишь изредка. Может быть, ему казалось, что я, мальчик из среднего класса, имел весь букет возможностей, которых не было у тех суровых парней из современных гетто. Я вместо того, чтобы окончить колледж и начать постепенную карьеру на хорошей высокооплачиваемой работе, словно искал неприятностей на свою голову. Поэтому он отправляет меня в опасное, жестокое место, которое достаточно сильно меня напугает, и после возвращения я стану жить правильно. Возможно, он был просто сукиным сыном, и ему нравилось злоупотреблять своей должностью.
Что было мне точно известно? В руководствах о порядке действий CYA я нашел список факторов, которые могли учитываться при определении учреждения, куда следует направить того или иного малолетнего преступника. Осужденный должен был отбывать наказание вблизи от места проживания его семьи. Если он имел среднее образование или диплом о сдаче экзамена по общеобразовательной подготовке (GED), то его следовало определить в учреждение, где предлагалось обучение по программе колледжа. Конечно же, в Престоне ничего подобного не было. При выборе места заключения следовало учитывать склонность преступника к насилию и степень вероятности того, что он попытается совершить побег. Я ни разу в жизни не участвовал в кулачной драке и никогда не пытался сбежать. Все это должно было, согласно мануалу, поспособствовать перевоспитанию заключенного. Отлично.
Я сделал копии этих страниц.
Описание процесса рассмотрения претензий также оказалось интересным чтивом. Выяснилось, что лицо, содержащееся под стражей, имеет право запросить проведение серии слушаний, на последнее из которых приглашается независимый третейский судья. Этот человек выслушивает все факты и выносит беспристрастное решение, обязательное для исполнения.
Я прошел все этапы слушаний. Когда к процессу подключился независимый третейский судья, сотрудники инстанции по делам несовершеннолетних, а точнее пятеро из них, изложили свою точку зрения о моем деле, подкрепляя его страницами, скопированными из их же руководства о порядке действий.
Хороший ход, за исключением одного нюанса: мне было известно, что они ссылаются на устаревший вариант руководства, положения в котором были для меня, мягко говоря, неблагоприятны.
Когда мне дали слово, я сказал: «Позвольте показать вам актуальную версию руководства, которую эти господа вам не предъявили». Я добавил страстное обращение к присутствующим, в котором утверждал, что очень хочу реабилитироваться.
Третейский судья проверил даты публикации тех страниц, что предъявил социальный работник, а потом даты публикации страниц, которые предоставил я.
После всего судья подмигнул мне.
Он распорядился отправить меня в пенитенциарное учреждение, где читаются курсы из программы колледжа. Меня определили в колонию «Карл Холтон» в городе Стоктон, восточнее Сан-Франциско. Что ж, тоже далеко от дома, но я чувствовал себя победителем и очень собой гордился. Когда я вспоминаю об этой маленькой победе, у меня в голове звучат слова из песни Тома Петти: «You could stand me up at the gates of hell but I won’t back down» («Можете сбросить меня к вратам ада, но я не отступлюсь»).
Для меня «Карл Холтон» оказался своеобразным «Холидей-Инном» [24] от калифорнийской инстанции по делам несовершеннолетних. Здесь были совсем неплохие условия проживания и питания. Хотя от «Карла Холтона» до нас было пять с половиной часов на машине, мама и бабушка приезжали ко мне через выходные, то есть раз в две недели. Как и раньше, они привозили мне целые сумки вкусностей. Мы могли жарить бифштексы или омаров на свежем воздухе. Казалось, я был свободным человеком. Еще мы с мамой любили искать четырехлистный клевер на лужайке, которая относилась к территории для свиданий на свежем воздухе. Эти встречи очень помогали мне скоротать время за решеткой. Социальные педагоги зачастую ловили момент, чтобы встретиться с моими родителями, а мой педагог казался маме исключительно вежливым.
Другие аспекты моего пребывания в этом месте были не такими уж гладкими. В колонии не разрешалось иметь никаких бритв кроме одноразовых, а я ими частенько резался, поэтому перестал бриться. У меня выросла густая пышная борода, из-за которой мой внешний вид совершенно изменился. Я решил, что буду носить ее только до тех пор, пока не выйду на свободу.
Всего через полгода мне дали досрочное освобождение. Когда был подготовлен документ «Условия освобождения», меня спросили: «Какое условие перед вами поставить, чтобы вы перестали заниматься хакингом?»
Как мне было ответить на этот вопрос? Я сказал: «Ну, хакинг бывает этичный и неэтичный».
«Нужна юридически точная формулировка, – последовал ответ. – Как мне это записать?»
Мне вспомнился фильм «Звездные войны». «Можете запретить мне темный хакинг».
В моем документе об освобождении так и написали: «Запрещается темный хакинг».
Кажется, эта формулировка попалась на глаза какому-то репортеру из LA Times. Выражение прижилось и было широко растиражировано в прессе. Для меня темная сторона стала своеобразным ярлыком. Кевин Митник, или Темный Хакер.
После моего освобождения мне позвонил полицейский. Он представился Домиником Домино и признался, что он именно тот парень, который доставил меня в колонию для несовершеннолетних после того, как меня задержали в ресторанчике Fromin’s. Домино готовил для лос-анджелесского департамента полиции учебный видеоматериал, посвященный киберпреступности. Он предложил мне записать интервью на камеру. На самом деле, а почему бы и нет?
