Уильям Саймон - Призрак в Сети. Мемуары величайшего хакера
Насколько могли судить и я, и мой прокурор, хакинг впервые охарактеризовали таким образом и он оказался в одном ряду с наркотиками, алкоголем, азартными играми и сексуальной зависимостью. Когда судья узнал а диагноз, согласно которому у меня была зависимость, и поняла, что я болен, она оформила наше соглашение о признании вины.
22 декабря 1982 года, за три дня до Рождества, около полуночи я сидел в компьютерном классе в Сальватори-Холл в кампусе Университета Южной Калифорнии (USC), который находился недалеко от центра Лос-Анджелеса. Компанию мне составил мой товарищ-хакер Ленни Ди-Чикко, высокорослый атлетически сложенный парень ростом примерно метр восемьдесят. Он стал моим близким и верным соратником, а позже предал меня.
Мы вламывались в системы Университета Южной Калифорнии через модемы с коммутируемым доступом, но нас страшно раздражала медленная скорость соединения. Небольшое исследование открыло нам интересный факт: в здании Сальватори-Холл стоял кластер мейнфреймов DEC ТОР-20, подключенных к Arpanet – сети, что была прародительницей Интернета. Пока мы находились в кампусе, могли позволить себе более быстрый доступ к другим системам.
Воспользовавшись недавно открытой уязвимостью (недостатком системы), которую Ленни удалось обманом добыть у Дэйва Компела на конференции DECUS (Общество пользователей цифровой вычислительной техники фирмы DEC) – мы посещали ее неделей ранее, – мы уже заполучили полные системные привилегии (их также называют корневыми) на всех студенческих компьютерах DEC 20. Однако мы хотели собрать как можно больше паролей.
Ничего сложного. Я принялся просматривать почтовые аккаунты сотрудников университета, которые имели корневые привилегии. Немного порывшись внутри системы, я нашел почту отдела учета, что отвечал за распределение имен пользователей и паролей. Когда я просмотрел почту этого аккаунта, она оказалась просто набита сообщениями, в которых имена и пароли указывались в незашифрованном виде. Джекпот!
Зная, что рискую, я отправил всю эту почту на принтер. Примерно через 15 минут после того, как я дал команду «печать», оператор сбросил толстую пачку испещренной символами бумаги в студенческий лоток для документов. Если вы в зале, полном студентов, которые работают за компьютерными терминалами, то как проверить, не следят ли за вами, причем не возбудить ни малейших подозрений? Я приложил все усилия, чтобы не привлекать внимания, собрал распечатки и отнес их к столу, где работали мы с Ленни.
В мгновение ока в комнату ворвались двое полицейских из охраны кампуса и рванули прямо к Ленни и ко мне с криками «Ни с места!»
...Судя по всему, я уже стал известным преступником. Копы знали, кого из нас на самом деле нужно ловить, и еще знали мое имя.
Судя по всему, я уже стал известным преступником. Копы знали, кого из нас на самом деле нужно ловить, и еще знали мое имя. Позже мне стало понятно, что один из администраторов, Джон Соломон, был на том же собрании DECUS, которое мы с Ленни посещали несколько дней назад. Джон заметил меня в компьютерной лаборатории и узнал. Он позвонил Дэйву Компелу, тому самому члену шайки, который впервые подбил меня взломать в DEC отдел разработки операционной системы RSTS/E, когда я еще учился в средней школе Монро. Компел посоветовал Соломону вызвать полицию кампуса и попросить меня арестовать.
Полицейские забрали стопку распечаток со всеми этими паролями. Поскольку я уже отбывал условный срок, то меня ждали серьезные неприятности. Копы доставили меня и Ленни в опорный пункт, находившийся в кампусе, приковали наручниками к скамейке, а потом разошлись по кабинетам, оставив нас сидеть в одиночестве у самого выхода. Немного повертевшись, Ленни продемонстрировал мне свои руки без браслетов. Он предусмотрительно носил в кошельке ключ от наручников, и на этот раз ему удалось вытащить его и освободиться.
Он отомкнул и мои наручники, а потом сказал: «Нам есть что терять, сматываемся». Однако как я отсюда выберусь? Полицейские забрали у меня ключи от машины, и к тому же они знали, кто я такой.
Вдруг один из копов вернулся. За спиной я осторожно защелкнул наручники, но коп услышал и подошел посмотреть поближе, что творится. «Так, у нас тут Гудини [21] », – крикнул он в сторону кабинетов, а тем временем Ленни ухитрился незаметно бросить ключ на пол и отпихнуть его на несколько футов. Ключ заскочил в укромное место за автомобильной шиной, которая неизвестно почему стояла здесь, прислоненная к стене.
Разозленные копы потребовали: «Гони ключ!» Они выволокли нас в санузел, устроили досмотр с полным раздеванием и страшно удивились, когда ничего не нашли.
Прибыли полицейские из лос-анджелесского департамента полиции по борьбе с мошенничеством и подделкой документов и увели меня. Меня определили в камеру предварительного заключения в Паркер-Центре, где находилась штаб-квартира лос-анджелесского департамента полиции. На этот раз в камере, куда меня бросили, оказалась пара таксофонов. Первым делом я позвонил маме и рассказал ей, что стряслось, а потом – тете Чики. Я умолял ее, чтобы она как можно скорее пришла и забрала меня под залог. Это было очень срочно, так как мне нужно было забрать машину до того, как в ней пороются копы, поскольку там они нашли бы более серьезные улики против меня – записи и диски. Через несколько часов, примерно в 5:00, меня вызволил тетин коллега.
...Мама, на которую всегда можно было рассчитывать, несмотря на то, как много дел на ней вечно висело, также приехала в участок и отвезла меня в кампус, где осталась машина.
Мама, на которую всегда можно было рассчитывать, несмотря на то, как много дел на ней вечно висело, также приехала в участок и отвезла меня в кампус, где осталась машина. У мамы просто гора с плеч свалилась, когда она убедилась, что со мной все хорошо и я на свободе. Несмотря на то что по дороге я вполне мог получить заслуженную порцию ругани или нотаций, такие меры были не в стиле моей мамы. Она просто очень волновалась за меня и беспокоилась о том, кто из меня вырастет.
Итак, я вышел на свободу после того, как внесли залог, но эта свобода продлилась недолго. Когда я тем вечером собирался на работу, я позвонил маме в ресторанчик Fromin’s – в то время мы работали в этом заведении вместе – и спросил, не приходил ли кто-нибудь и не искал ли меня. «Не то чтобы…» – ответила она. Проигнорировав ее завуалированный ответ, я все же пошел на работу. Там меня уже ждала Мэри Риджуэй, моя надзирательница, которая присматривала за мной, пока я был несовершеннолетним. Вместе с ней – двое детективов. Когда она заметила меня, то сразу же объявила, что я арестован за нарушение режима пробации, а детективы отвели меня в дисциплинарный исправительный центр для несовершеннолетних, расположенный в Силмаре.
На самом деле, когда я понял, что попаду в Силмар, у меня отлегло на душе. Мне уже было 18, то есть с юридической точки зрения я был совершеннолетним, но, так как еще не закончился срок пробации, определенный судом по делам несовершеннолетних, я оставался в юрисдикции этого суда. Со мной обращались также, как с несовершеннолетним.
Для мамы разницы не было. Я снова находился за решеткой. Мои задержания превращались из случайных в закономерные. Кем же вырос сынок, думала мама. Не станет ли моя жизнь чередой тюремных ходок? Она навестила меня и разрыдалась. Мама так много сделала для меня, и вот чем я ей отплатил: унижением и проблемами. У меня сердце разрывалось при виде ее слез. Сколько раз я ей обещал, что прекращу заниматься хакингом… Я действительно собирался завязать, но держал свое слово не лучше, чем какой-нибудь алкаш, снова и снова уходивший в запои.
Оказалось, что тот взлом, из-за которого я вновь попал за решетку, имел более серьезные последствия, чем я мог себе тогда представить. Один из аккаунтов, в который я зашел из компьютерного класса в кампусе, выглядел как университетский, но на самом деле принадлежал сотруднику Пентагона. Когда полиция обнаружила это, всю историю разгласили журналистам, и в газетах одна задругой стали появляться раздутые статьи, авторы которых искажали факты как хотели. Кто-то даже писал, что я проник в систему Министерства обороны. Чистейшая ложь, но об этом продолжают говорить и сегодня.
Я признал обвинение в нарушении закона в ходе срока пробации. Меня приговорили к лишению свободы в колонии для несовершеннолетних сроком на три года и восемь месяцев. Это был максимальный срок по моей статье.
Несмотря на это, я был безнадежен: сидел взаперти, но все равно размышлял над тем, как одолеть систему.
Глава 5 Все ваши телефонные линии теперь мои
...Btnfy уtbs ini N mnij tzy ns zsynq ymj Ozajsnqj Htzwy qtxy ozwnxinhynts tajw rj? [22]
После вынесения приговора меня вновь доставили в исправительное учреждение Норволка для классификации. Там я любил укрываться от посторонних в библиотеке, где обнаружил очень неплохую подборку книг по юриспруденции. Эта тема стала моим новым увлечением.
