Джарон Ланир - Вы не гаджет. Манифест

Самые эксцентричные представители цифрового мира угадали, что так и случится, но все равно, когда это случилось, был шок. Оказывается, даже оптимистичная, идеалистическая философия может быть реализована. Заложите в программное обеспечение философию счастья, и, очень может быть, она станет реальностью!

Но не все неожиданности были счастливыми.

Ваш покорный слуга, цифровой революционер, до сих пор верит в большинство замечательных идеалов, которые давали нам энергию для работы много лет назад. В центре была вера в природу человека. Мы были убеждены, что, если довериться отдельным людям, в результате получится больше пользы, чем вреда.

То, как с тех пор испортился Интернет, на самом деле неприятно. Главную идею раннего устройства Всемирной паутины заняли другие — о центральной роли воображаемых сущностей и о том, что Интернет как целое оживает и становится сверхчеловеческим созданием.

Схемы, построенные согласно этой новой, извращенной идеологии, отводят людям второстепенную роль. Мода на анонимность положила конец великому достижению 1990-х — открытым возможностям для всех. Шаг назад до некоторой степени добавил сил садистам, но самое ужасное, что он принизил роль обычных людей.

Это отчасти объясняется тем, что добровольческая деятельность оказалась чрезвычайно важной в первой итерации развития Всемирной паутины. Когда бизнес поспешил капитализировать новые возможности, он столкнулся с небольшой проблемой: культурная сторона, содержание Паутины, отлично функционировала без какого-либо бизнес-плана.

Google выдвинул идею связать рекламу и поиск, но данный бизнес был в стороне от того, что на самом деле люди делали в Сети. Это имело косвенные последствия, но непосредственно не повлияло на ход вещей. Первые волны Всемирной паутины на самом деле были очень энергичными, и каждая имела индивидуальность. Люди создавали персональные страницы, и они отличалась друг от друга. Часто они были странными, но у Всемирной паутины присутствовал вкус.

Естественно, предприниматели изобретали продукты, которые пробудили бы спрос (или по крайней мере создали бы гипотетические возможности для рекламы, которая однажды могла бы конкурировать с Google) там, где не было недостатка ни в чем и не существовало неудовлетворенных потребностей, кроме жажды наживы. Google нашел новую постоянную нишу, которая существует в силу природы цифровых технологий. Оказалось, цифровая система сопоставления людей и рекламы очень похожа на MIDI. Вот пример того, как цифровая технология может породить взрывной рост важности «сетевого эффекта». Каждый элемент системы — каждый компьютер, каждый человек, каждый бит — оказывается зависимым от абсолютного соблюдения общего стандарта, общей точки обмена.

В отличие от MIDI секретные стандарты Google спрятаны в его облаках,[4] а не реплицируются в вашем кармане. Каждый, кто хочет разместить рекламу, должен ими пользоваться или оставаться в одиночестве, имея доступ к незначительной субкультуре, так же как цифровые музыканты должны использовать MIDI, чтобы работать вместе в цифровой реальности. В случае с Google монополия непрозрачна и проприетарна. (Иногда зафиксированные цифровые ниши проприетарны, иногда нет. И в том и в другом случае динамика одинакова, хотя коммерческие последствия могут кардинально различаться.)

Может существовать лишь один игрок, занимающий постоянную нишу Google, поэтому большинство возникавших конкурирующих схем не приносило денег. Бегемоты вроде Facebook изменили культуру в коммерческих целях, но на момент написания этой книги — без коммерческого успеха.[5]

На мой взгляд, существовало множество способов сделать новые коммерческие проекты успешными, но вера компьютерных фанатов вела предпринимателей по определенному пути. Добровольная деятельность должна стать коммерческой, потому что критикуемая мной идеология процветает, когда вы можете притвориться, что всем заправляют компьютеры, а люди не делают ничего.

Бесконечное количество уловок, подкрепленных гигантскими инвестициями, поощряет молодых людей присоединяться к сетевому миру и создавать там стандартные виды присутствия на сайтах типа Facebook. Коммерческие интересы способствовали принятию стандартизованных конструкций вроде блога, а эти конструкции в некоторых своих аспектах, таких как комментарии, поощряли использование псевдонимов вместо гордой экстраверсии, характерной для первых волн Всемирной паутины.

Вместо того чтобы считать людей источником их собственного творчества, коммерческие агрегаторы и сайты представляют анонимные фрагменты творчества как продукты, которые могли бы упасть с неба или быть выкопанными из земли, тем самым скрывая их истинные источники.

Мы оказались там, где сейчас находимся, потому что одна субкультура технологов в последнее время приобрела больше влияния, чем остальные. У победившей субкультуры нет формального названия, я иногда называю членов этой группы кибернетическими тоталистами или цифровыми маоистами.

В число предков племени входят представители мира открытой культуры Creative Commons, сообщества Linux, люди, связанные с подходом к информатике с позиций искусственного интеллекта, приверженцы веб 2.0, сторонники обмена файлами вне контекста и другие. Их столица — Кремниевая долина, но у них есть базы по всему миру, везде, где создается цифровая культура. Их любимые блоги — Boing Boing, TechCrunch и Slashdot, а их посольство на родине — журнал Wired.

Естественно, я сгущаю краски; не каждый из членов перечисленных мною групп разделяет веру в то, что я критикую. Более того, проблема, которая меня беспокоит, в головах не столько самих технологов, сколько пользователей инструментов, пропагандируемых кибернетическими тоталистами.

Главной ошибкой современной цифровой культуры является то, что она раскалывает сообщество людей настолько мелко, что остаются лишь помехи. Потом вы начинаете заботиться о сетевой абстракции больше, чем о реальных людях, входящих в эту Сеть, несмотря на то что Сеть сама по себе ничего не значит. Значимыми всегда были лишь люди.

Когда я упоминаю племя, я не имею в виду каких-то отдаленных «их». Членами племени являются мои старые друзья, учителя, коллеги и попутчики. Многие мои знакомые со мной не согласны. Их заслуга в том, что я могу свободно выражать свои мысли, зная, что по-прежнему являюсь желанным членом нашего сообщества.

С другой стороны, я знаю, что в информатике существует очень четко выраженная гуманистическая традиция. Некоторые из известных личностей этой традиции — Джозеф Вейценбаум, Тед Нельсон, Терри Виноград, Алан Кэй, Билл Бакстон, Дуг Энглебарт, Брайан Кантвелл Смит, Генри Фукс, Кен Перлин, Бен Шнайдерман (он придумал «кликать» ссылку) и Энди ван Дам, наш старый учитель, повлиявший на поколения своих протеже, в том числе на Рэнди Поша. Другой важной фигурой гуманистической информатики является Дэвид Гелернтер, воплотивший в жизнь большую часть технической стороны того, что стало называться облачными вычислениями, а также многие потенциально полезные приложения облаков.

Необходимо упомянуть, что гуманизм в информатике, по-видимому, не связан ни с одним из культурных течений. Так, Тед Нельсон — дитя 1960-х, автор того, что могло стать первым рок-мюзиклом (Anything & Everything), немного бродяга и фигура контркультуры, если такая вообще когда-либо была. Дэвид Гелернтер, напротив, культурный и политический консерватор, который пишет для Commentary и преподает в Йеле. Тем не менее работы и того и другого вдохновляют меня.

Намерения племени кибернетических тоталистов — добрые. Просто они следуют по пути, который ранее был с добрыми намерениями освещен фрейдистами и марксистами. И говорю я это не в уничижительном смысле. Я думаю о самых ранних воплощениях марксизма, например до того, как сталинизм и маоизм погубили миллионы.

Движения, связанные и с Фрейдом, и с Марксом, заявляли, что основа всего — рациональность и научное понимание мира. И те и другие считали себя воинствующими противниками сверхъестественных, манипуляторских религиозных фантазий. И тем не менее фантазии, которые породили обе идеологии, оказались не менее потусторонними.

То же самое происходит снова. Самопровозглашенное материалистическое движение, пытающееся основываться на науке, быстро становится похожим на религию. Очень скоро оно порождает свою собственную эсхатологию и свои откровения о том, что происходит на самом деле, — о важных событиях, которые не может понять никто, кроме посвященных. Сингулярность и ноосфера, идея о том, что коллективное сознание возникает благодаря всем пользователям Всемирной паутины, повторяют марксистский социальный детерминизм и фрейдистский анализ извращений. Мы торопимся вперед, на свой страх и риск пренебрегая скептической, научной работой, совсем как марксисты и фрейдисты.