Журнал Компьютерра - Журнал «Компьютерра» №31 от 30 августа 2005 года

Восточная церковь и церковь Западная по-разному расставляют акценты на одних и тех же событиях Страстной пятницы и Пасхи. Конечно, Крест и Воскресение могут восприниматься лишь слитно. Вытекая одно из другого. Не существуя по отдельности. Но восприятие человеком событий, в которых участвует Тот, кто превосходит и любого мыслителя, и даже весь тварный, созданный, мир, неизбежно упрощенно. На Востоке и на Западе пошли разными путями.

В Восточной теологии акцент - на Пасхе, воскрешении Иисуса Христа ради нашего оправдания, theologia gloriae, богословие Славы. Запад сконцентрировался на theologia crucis, богословии Распятия, на мучениях и унизительной смерти безгрешного Иисуса из Назарета. Для протестантизма это привычно со времен Лютера. Синтез современной эволюционной биологии с теорией информации дает основания по-новому взглянуть на проблему, называемую в Западном богословии exinanitio[В классической, дохристианской латыни exinanitio имеет еще такие значения, как «истощение», «опорожнение». Последнее приведено автором для того, чтобы читатель мог представить масштаб унижения] - унижение Христа.

Победа дарвинизма в позапрошлом веке, знаменующая собой конец аристотелевой биологии, имела важные богословские следствия. Отнюдь не обязательность признания случайного происхождения человека от обезьяны и, ergo, доказательство небытия Бога. Нет. Наоборот.

Был отброшен логичный бог-Часовщик деистов, славно вписывавшийся в механистическую картину мира. Бог, запускавший Вселенную и предоставлявший ее своей собственной участи. Тот, в котором не нуждался Лаплас. Недаром же выдающиеся ученые эры механицизма сэр Исаак Ньютон и Джозеф Пристли были унитаристами, акцентирующими единство Бога.

А Творец, совместимый с дарвинистским учением, все время вмешивающийся в дела Вселенной, подталкивающий ее в нужном направлении, был куда ближе к Богу Живому классического иудаизма, к Святой Троице большинства христиан, к Логосу Евангелия от Иоанна, Который «В мире был, и мир через Него начал быть…».

Богословы позапрошлого века писали, что «в наши дни… наука все дальше и дальше оттесняла Бога деистов, и в тот момент, когда казалось, что Он вовсе исчезнет из поля зрения, появился дарвинизм, который под личиной врага оказал дружескую помощь. Он принес философии и религии неоценимую пользу, показав, что мы должны выбирать между двумя возможностями: либо Бог присутствует в природе повсюду, либо его нет нигде» [Moore A. The Christian Doctrine of God, L., 1891].

После Дарвина Творение превратилось из шестидневки в далеком прошлом в постоянный динамический процесс, наполняющий все время и пространство Вселенной. Картина мироздания, рисуемая естествознанием, была уже готова к восприятию подобных понятий. Существовали дифференциальные уравнения Максвелла, вот-вот должна была появиться теория процесса Уайтхеда. Но для позитивной (в смысле отрасли наук) интерпретации символа веры нужна была еще и полузабытая ныне кибернетика Винера с ее обобщением понятия обратных связей.

Мир не появился готовым, как Афина Паллада некогда во всеоружии вышла из расколотой головы Зевса. За свободу человека было уплачено скрытностью Творца, вечными сомнениями в его бытии, редкими озарениями веры. Бог подобен либеральному учителю, а не вездесущему надсмотрщику. И плата за свободу невероятно велика. Как писал священник и писатель Чарльз Кингсли: «Бог позволяет вещам самим заботиться о себе». А вещи отнюдь не всемогущи и не всеведущи. И поэтому мир рождался долго и мучительно.

Возникали и концентрировались первородные водород и гелий. Собирались в галактики, в протозвездные облака. Рождались солнца первого поколения, проживали свою жизнь. В их копоти, взрывах появлялись тяжелые элементы. Кирпичики Солнца, планет, всего живого и наших тел. Но это были драмы мертвой материи.

Материя живая обладала обратными связями. И органами чувств. И - болью.

Такой контур управления - опасность, боль, страдание. Смерть, делающая возможным развитие. И стремление каждого отдельного живого существа уйти от нее. Эдакий Dance macabre эволюции. Под музыку боли.

Чем существо совершеннее, чем эффективнее его система обратных связей, то есть нервная система и рецепторы, тем сильнее боль.

Эволюционный скачок, породивший сознание, перевел страдание в еще более страшную плоскость. Добавилась память о мучениях прошлых и ужас предстоящей смерти.

А потом - рефлексии высших порядков. Представление о боли ближних, а в дальнейшем и о страданиях других существ вообще. Эмпатия, приятие чужих чувств и чужой боли. Чем человек лучше, чем эффективнее его нервная система, тоньше органы чувств, шире кругозор, выше мораль - тем большая пайка боли ему достается. И своей, и чужой.

И все это не случайно. Все это - по воле Творца. Творца всемогущего, полагаемого религиозной верой всеблагим. (Подчеркнем - религиозной верой. Ни наблюдения над эволюцией живого мира, ни знание человеческой истории оснований для предпосылки о всеблагости не дают!) Стоило лишь выбрать эволюцию и историю как пути создания и бытия человеческих существ, и неизбежно - безмерность боли, мучений. Не гекатомбы - гуголы жертв, гуголеплексы болевых импульсов.

Чудовищно? Да, даже с человеческой точки зрения. Даже люди, существа довольно несовершенные, склонны отвергать вивисекцию. И даже так решительно, что до 9/11 спецслужбы Запада полагали терроризм против биологов, грешащих опытами in vivo, самым опасным.

А эволюция будет больнее любой вивисекции. Любой шаг вверх оплачен страданием. Такова плата за свободу.

Для Творца, если мы склонны считать его Добрым, есть один выход из описанной ситуации. Сошествие с трона из драгоценных камней, принятие этой боли на Себя.

Всеведущий Бог обречен пережить всю боль Вселенной. Сойти в страдание, в ад. И это было сформулировано в христианской доктрине две тысячи лет назад.

Не представляются удачными современные экранизации Страстей Господних. Можно показать страсти Человека из рода Давидова, но как показать безмерность боли, принятую на себя Тем, кто был и остался Богом во Второй ипостаси; Сына, Логоса? Визуализировать это, перевести на язык первой сигнальной системы вряд ли возможно. Даже Писание говорит об этом как о таинстве. Ощущениям Боли Того, кто объемлет Вселенную, мы, наделенные жалкими полутора сотнями миллиардов нервных клеток, можем лишь слабо со-чувствовать, со-переживать. Но и слабейшего сочувствия достаточно, если оно искренне, чтобы произошло обожение человека; подъем разумного существа, поверившего в страсти своего Творца, из инферно эволюции на недостижимые вершины духа.

«Пользуясь научным языком, можно сказать, что в результате воплощения Иисуса Христа в мире появился новый вид: богочеловек, стоящий выше человечества, как человечество стоит выше остального животного мира, и через духовные процессы наделяющий своей жизненной энергией следующие поколения» [Illingworth J.R. The Incarnation and Development, L., 1891].

Ключ - вера в страдание. Не только Человека - предательство учеников, оскорбления толпы, равнодушно-мастеровитое бичевание легионеров, агония Распятия, - но и Бога, сострадающего всей боли Вселенной, разделяющего ее со Своими созданиями. Глобальная обратная связь. Обратная связь в пределе, в конечном выражении. Поднимающая ограниченного человека до божественности.

Наше время принято называть временем секуляризации. Ну, хотя бы в применении к западной цивилизации. С виду это именно так. Еще в начале 90-х годов прошлого века в Германии авторитет церкви уступал авторитету полиции. А десяток прихожан, сбредающихся на проповедь в древние, привлекающие толпы туристов храмы чистеньких английских деревень, считались большой аудиторией. Обычно - человек пять-семь…

А упадок нравов? Попросят навести справки о модной системе дошкольного воспитания. Наберешь в поисковой машине слова «детский сад» да буковку пропустишь. И на что же ссылки? Правильно, на детскую порнушку, да еще и с садистским оттенком.

O tempora! O mores! Чему же служат высокие технологии? Молох потребления - снаружи. Пандемоний грехов - внутри. Испытание изобилием, избавление от репрессивной морали высвободило самые низменные свойства людской природы.

В то же время никогда в рамках западной, иудео-христианской цивилизации, не было столько людей, заинтересованных проблемами духовности, как в наши дни. Заинтересованных серьезно, на самом глубоком уровне.

«Феномен человека» французского иезуита Пьера Тейяра де Шардена, «Систематическое богословие» германо-американского евангелика Пауля Тиллиха читают ученые и художники, музыканты и правоведы. В массовой кинопродукции Голливуда внезапно всплывают самые серьезные проблемы религии. А теологии «надежды» и «освобождения» были весьма популярны у представителей левацкого террора, три десятилетия назад занимавших на полосах газет достойное место Усамы бен Ладена.