Газета Завтра - Газета Завтра 767 (31 2008)
В девяностые годы проблемы с поступлениями налогов создавали большие трудности с наполнением бюджета. Тем не менее, я не могу не отметить, что налоговая инспекция уже в первые годы реформ сумела упорядочить свою работу гораздо лучше, чем таможня. Через границу вал импорта проходил как сквозь решето — казна получала мизер из возможных таможенных пошлин. Приватизация государственной собственности: не только ваучерная, но и денежная, — думаю, всем известно, была халявной и на наполнение казны мало влияла. Дефицит бюджета — процентов на 25-30 — покрывался в основном за счет займов: внешних и внутренних.
Приоритеты при распределении бюджета с приходом в Минфин очередного нового министра иногда менялись. Но незначительно. Главное было — не допустить снижения уровня сложившихся зарплат, пособий, пенсий, стипендий и обеспечить выплаты образовывавшихся из года в год долгов по ним. Вопрос о каких-то капитальных вложениях из бюджета за мою бытность в Минфине вообще не возникал — нечем было закрывать сиюминутные плановые выплаты. Правда, в 1994-м нам удалось отцепить от общих бюджетных расходов Дорожный фонд. В него, конечно, иногда залезали. Но именно самостоятельность фонда позволила не парализовать движение на шоссейных дорогах. Они при возраставшем, как на дрожжах, автомобильном парке всё-таки кое-как ремонтировались.
Теперь об установках, которые Минфин получал от высшей власти. На втором году реформ на заседании Совета безопасности был определен процент расходов от валового внутреннего продукта на Министерство обороны, и сокращать этот процент не разрешалось. Доля же расходов на остальных получателей бюджета могла быть большей или меньшей — что Минфин имел, то и делил между всеми. По своему усмотрению и с согласия премьер-министра Черномырдина. Он во всё пытался врубиться. Кремль же в лице президента Бориса Ельцина и его официальных помощников влияния на оперативную бюджетную политику практически не оказывал. У Бориса Николаевича была аллергия на финансовые вопросы. Доклады на эти темы им переносились с трудом: не царское это, понимаешь ли, дело — вникать в "дебит с кредитом". Так что указаний на предмет — кого-то из состоящих на службе у государства довести до ручки, а кого-то облагодетельствовать из бюджета, Минфин при Ельцине не получал. Мы имели запросы потребностей получателей казны и распределяли её скромные средства по её же возможностям с соблюдением правил социальной справедливости: чьи плоды более ценны, тому чуть больший кусочек казенного пирога.
Н.А. Через два года реформ Ельцина-Гайдара, в 1993-м, — против них восстал парламент. Его расстреляли из танков. Но в последующие годы из-за всевозрастающей нищеты большинства Кремль и Дом правительства жили в обстановке постоянной ненависти к ним. Их безопасность и, соответственно, сохранение курса реформ обеспечивали государственные спецслужбы. Им за преданность высшей власти, за надежность её охраны выделялось из бюджета тайной какой-то его статьей солидно-пресолидные суммы?
В.П. Возвращусь к ранее сказанному. Доходы казны распределялись по справедливости: каждому — минимум возможного. Силовые ведомства: и Минобороны, и Министерство внутренних дел, и Генпрокуратура, — выделенным им из бюджета минимумом не желали и не могли довольствоваться. Ради того, чтобы сохранить материально бедствовавшие свои кадры, они засылали в Минфин ходоков — выбить дополнительное финансирование. Ходоков же от Службы безопасности президента, от Федеральной службы охраны и от Федеральной службы безопасности мне встречать не приходилось. Вероятно, все названные службы имели свое особое, внебюджетное финансирование.
Н.А. Казна все два президентских срока Ельцина была жалкой. Но она была. И неужто не находились желающие бюджет, как убогую вдову, обобрать, поживиться за счет него. Ведь задача высшей власти — создать рынок крупных частных капиталов — оправдывала все средства. И, наверняка, имелись факты и факты растаскивания крупным капиталом тех кусков бюджета, за который вы, Владимир Анатольевич, отвечали в Минфине?
В.П. Сенсаций тут ищи днем с огнем — не сыщешь. Собственно доходная часть казны была настолько не лакомой, что не разыгрывала неумеренных аппетитов и кипения неуемных страстей представителей крупного капитала. Мы, специалисты, по внутреннему бюджетному финансированию должны были всем сестрам давать по серьгам, а с серьгами иногда бывало не только, не густо, а совсем пусто. Ситуаций, при которых нам могли предъявлять обоснованные претензии — вот, мол, кому-то, корысти ради, вы обеспечиваете суп не жидок, кому-то жемчуг не мелок — не возникали. Факты же нерационального и даже нецелевого использования бюджетных средств, конечно же, случались. Но они, как правило, не были увязаны с решениями по распределению в Минфине и не имели масштабного характера. Возможность для злоупотреблений представляла практика денежных взаимозачетов перед бюджетом между юридическими лицами — там утаивались суммы, поступления от которых ожидались в расходной части бюджета. Короче говоря, бюджет России в девяностые годы в расходной его части даже с большой натяжкой нельзя признать источником формирования возникшего у нас рынка крупного капитала.
Н.А. Деньги казны, выходит, по вашим словам, существовали как бы сами по себе, а становление капиталистического уклада происходило также как бы само по себе. Но все огромные состояния в России сколочены за счет казны, за счет достояния государства. И разве не главный распорядитель казенных средств Минфин вскармливал олигархов и не оттого ли, что его роль в том была велика, между олигархическими группами шла из года в год борьба за пост министра финансов?
В.П. Повторю, что говорил ранее. С началом реформ Министерство финансов сохранило традиционную для себя функцию — составлять и исполнять бюджет. Но если раньше в советское время Минфину сверху задавались четкие параметры — основные источники доходов и приоритеты расходов, то теперь у него появилась стратегическая свобода — какую-то налогооблагаемую базу поджать, какую-то расширить, кого-то таким образом огранить в развитии, кому-то дать шанс подняться на ноги — главное, чтоб развивались рыночные отношение. Между всеми же теми, кто в рынок не вписывался, но на службе государства состоял, скудные доходы расходовались по возможности — и воровать тут при особом желании не шибко уворуешь. Поэтому ваш тезис — все крупные состояния России сколочены за счет казны, за счет достояния государства, не уместен в том плане, что расхищение происходило на стадии распределения бюджета. Нечего в нем по большому было расхищать. Но казна России в девяностые годы — это не только деньги в рублях и валюте, но и лакомая недвижимость. И вот через нее, в том числе и с помощью Минфина, плодились крупные собственники.
Н.А. Каким образом?
В.П. Основы финансовой системы России были заложены при Гайдаре министерством экономического развития и финансов. Принципиально они потом не менялись. Изначально нашей финансовой политикой закладывался огромный дефицит бюджета. Всем получателям казны мы должны были дать минимум средств, а их на всех ну никак не хватает. Система сбора налогов построена ведь так, что в ней кто смел, тот съел, думая о государстве в последнюю очередь или вообще о нем не думая. В бюджете пусто, а платить надо и сильным — армии и МВД, и слабым — пенсионерам и детсадовцам. Где выход? Надо брать кредиты под гарантии государства за границей. Это была прерогатива министров и я, погруженный во внутрибюджетные отношения, ни об условиях кредитов, ни о чьих-то личных выгодах при их получении и возвращении понятия не имел. С 1994 года Минфин стал выпускать Государственные казначейские обязательства, агентом по их продажам выступал Центробанк. Практиковались, помимо ГКО, и прямые кредиты частных банков бюджету под залог принадлежащей казне недвижимости. Кредит госорган взял, но вовремя не возвратил, в результате лакомое имущество, которое было взято под залог за копейки, переходило в финансовую структуру. Казна, выражаясь вашими словами, на самом деле напоминала убогую вдову. Её проводимой политикой довели до убожества и обирали и обирали, формируя класс сверхкрупных собственников. Причем новые собственники приходили на неправедно доставшиеся им предприятия с единственной мыслью — выжать из него как можно быстрее и как можно больше прибыли. А там — гори оно все синем пламенем. Как-нибудь перепродадим. От нерачительного и даже хищнического использования казенных производственных фондов страдали миллионы работников (вспомним массовые забастовки и голодовки в разных городах страны). Нередко новые собственники перепрофилировали предприятия с уникальными технологиями и кадрами, и это еще долго будет сказываться на научно-техническом потенциале нашей страны.
