Вячеслав Летуновский - Менеджмент по-спартански. Железная воля
Такой речи мы учим своих юношей с самого детства. Во время обеда ирен задает мальчикам разные вопросы, в основном про достойное и недостойное, на которые они должны давать краткие, но емкие ответы. За плохие ответы следует наказание. Взрослые спартанцы продолжают упражняться на сисситиях, а наиболее выдающиеся — на переговорах с иноземцами. Верно выразился тот, кто сказал, что быть спартанцем — значит заниматься скорей философией, нежели гимнастикой.
О выезде за границу. В Спарте не положено выезжать за границу просто так. Спартанец, желающий выехать за пределы Спарты, должен ясно обосновать причину, по какой он хочет это сделать. Если причина будет убедительной, его никто не будет удерживать. То же самое касается и иностранцев. Никому, кроме врагов, не запрещен въезд в Спарту. Но и приезжающие иностранцы должны иметь ясность целей, и цели эти не должны быть во вред Спарте. Праздношатающимся иноземцам мы предлагаем покинуть город.
У нас, спартанцев, все настоящее и лучшее, и только то, что действительно нужно для жизни. Рынок не властен над нами, страсть потребления нам чужда, о роскоши речь не идет. Если стул, то это настоящий стул, который прослужит вам 20 лет; если стол, то и того больше; если доспехи, то это лучшие в Греции доспехи; если няньки, то лучшие во всей Греции; если цари, то самые доблестные и преданные своему народу; если воины, то самые сильные и храбрые. Сама обстановка в наших домах располагает нас к простоте и гармонии. Вы, современные люди, уже сами не знаете, что у вас настоящее, а что нет, что вам действительно необходимо, а что лишнее. Сначала освободите от лишнего ваши жилища, а потом ваши тела и души. Тогда и вам откроется дорога к настоящему и лучшему.
Часть II. Из бесед с Заратустрой
Во время своего тридцатилетнего путешествия я побывал в Персии, и там в одной из горных пещер я повстречал Заратустру[10]. Давно не беседовал с таким красноречивым человеком, хотя у нас в Греции много блестящих ораторов. Мы много с ним спорили, и лишь в очень немногом я смог с ним согласиться.
О государстве. Ты сказал мне, что государство — это ложь, Заратустра. Да, государство — это ложь, но ровно в той мере, в какой любое слово изреченное есть ложь. Государство есть форма жизни народа: не будет формы, и негде будет жить. Все дело в том, по народу ли его дом, на прочных ли основаниях он построен? Устойчивы ли эти основания, не рассыплются ли они под напором огня, воды и ветра?
И сейчас у нашего государства много врагов. Они говорят: время государств прошло, а на смену им идет время всемирных корпораций. Мне не нужны всемирные корпорации, Заратустра. Верю, если бы ты дожил до сегодняшнего дня и посмотрел в их зловещие пасти, пожирающие всякую живую жизнь, ты трижды пожалел бы о сказанных тобою словах.
Заратустра
Враги говорят, что государство нас угнетает, а сами только и мечтают, чтобы прорваться через наши границы, завладеть нашими ресурсами и сделать нас рынком потребления своих электронных побрякушек. Враги придумали слово «глобализация», всем объявив, что это правильно и неизбежно, а сами понимают под ней такой порядок вещей, где они одни на вершине пирамиды, а весь мир служит их интересам. Нам не нужна их глобализация. Но нам они нужны как враги, ибо в борьбе с ними мы лучше понимаем, кто есть мы сами.
О, ты многого не знаешь, Заратустра. Как и твой сверхчеловек, жизнь без государства стала красивой иллюзией, отправившей на тот свет не одну тысячу людей. Мы же любим свое государство и не отдадим его просто так в угоду разным иллюзиям.
О вечно живом Боге. Кто сказал, что Бог умер? Наверное, он сошел с ума, серьезная болезнь повредила его кровь. Бог с нами, пока мы любим друг друга и утверждаем на земле его живой порядок. В расширяющемся вихре галактик мы осознаем его живое дыхание. В предустановленной гармонии мира, позволяющей нам ее осознавать, мы предчувствуем его живой промысел. В предчувствии возвращения на вечную Родину, в неразрывной взаимосвязи всего живого, в неискоренимом стремлении к лучшему и вечному, во всем, что есть подлинно прекрасного на этой многострадальной планете, мы ощущаем его вечное присутствие.
О тысяче и одной цели. Как-то ты посетовал, Заратустра, что у разных народов цели разные, а у всего человечества нет единой цели. Люди подобны деревьям, а народы — видам деревьев. Деревья борются друг с другом за свет и жирную почву, у них тоже разные цели. У видов деревьев тоже разные цели, но каждый вид деревьев больше подходит своему виду местности. Так же и у животных. Животные объединяются друг с другом в стада и стаи, люди тоже объединяются друг с другом в народы. Многообразие живых существ и их целей создает неповторимую картину мира, пестрый ковер с миллионами узоров — вечную тайну для тысяч мудрецов, пытающихся разгадать эту загадку.
А ты не думал, Заратустра, что цель человечества — в самом этом многообразии, а попытка привести всех к одному знаменателю — неизбежное его обеднение и гибель? Знаю, что гибелью человечества тебя не удивишь и не испугаешь. Ты скажешь мне: «пусть быстрее погибнет последний человек», освобождая путь сверхчеловеку. Глупый мечтатель! Гибель человечества — это просто гибель, после которой не будет ничего. И вы, современные люди, увы, совсем недалеки от этого.
О любви к ближнему. Ты говорил мне, что любовь к дальнему лучше, чем любовь к ближнему. О, сколько сумасшедших повстречал я на своем пути, Заратустра! Одни любили американцев, другие — японцев, третьи — индийских богов, четвертые любили инопланетян. Как же далеки они были от жизни, а жизнь от них! Как же ты не заметил, что жизнь стучится и зовет нас через наших ближних! Сын пришел из школы, его обидели несправедливые учителя, верный пес сильно поранил лапу и не может справиться сам, и даже мой разговор с тобой, Заратустра, — все это мое ближнее. И только отвечая на зов моего ближнего, я становлюсь человеком, т. е. самим собой.
Ты прав, Заратустра, что в ближнем не все свято, в нем много путаницы и соблазнов, но для того нам и даны наше сердце и наш разум, чтобы различить верное от неверного, истинное от ложного. Я с тобою, Заратустра, когда ты призываешь нас к лучшему будущему, заставляя поднять голову над суетой настоящего, но я против тебя, когда ты пытаешься разрушить нашу любовь к ближнему, наполняющую наше бытие жизнью и смыслом.
О том, чтобы превзойти самого себя. Ты говоришь о том, что люди должны превзойти самих себя, Заратустра. Звучит красиво, я бы даже сказал: соблазнительно звучат твои слова, Заратустра. И были люди, которые соблазнялись этими словами, убивая себе подобных. Но разве может бабочка превзойти куколку? Что толку от того, что гусеница скажет: мы должны превзойти самих себя, хватит ползать, мы рождены для полета. Разве что она увлечет десяток других гусениц к краю ветки, слетев с которой они навсегда лишат себя возможности стать бабочками? Ну, а куколка? Что хорошего в бытии куколкой? В своем растительном существовании куколка — это ведь шаг назад по сравнению с гусеницей.
