Сергей Павликов - Эволюционные и «революционные» изменения государственно-правовой формации
Однако в отдельных случаях тонкая грань отделяет эти «революции» от государственного переворота. С одной стороны, народ и его граждане обладают правом на сопротивление, о чем иногда говорится в конституциях и некоторых конституционных документах (США, Франции, Германии и др.).[51] Например, Декларация независимости США провозглашает: «В случае если какая-либо форма правления становится губительной… народ имеет право изменить или упразднить ее и учредить новое правительство, основанное на таких принципах и формах организации власти, которые, как ему представляется, наилучшим образом обеспечат людям безопасность и счастье». В России об этом праве не упоминается, «но оно вытекает из природы естественного права и сохраняет свою силу как гарантия против узурпации власти. Это право противостоит любому государственному перевороту или отказу от конституционных принципов и форм правления.[52] С другой стороны, в большинстве «цветных» революций присутствуют признаки государственного переворота (прежде всего, это насильственная и нелегитимная форма действий по захвату власти, осуществления этих действий без использования форм выявления мнения населения – референдум, выборы, либо с фальсификацией этих форм).
На основании изложенного мы вынуждены констатировать основной вывод, не претендующий на научную новизну: оценка исторического события как «переворота» или «революции», «реформы» всегда будет носить субъективный характер и может измениться с течением времени. Однако мы рискнем утверждать, что конституции и законодательство практически всех современных государств «сосредотачивают» свое внимание на принципах незыблемости власти и умалчивают о ситуациях, когда эта власть подлежит замене. Думается, что в нормативных правовых актах целесообразно как можно более подробно закреплять порядок действий и процедур, которые необходимо в этих целях реализовать.
§ 2. Влияние государственных переворотов на российское государство и право
Нами отмечена условность использования термина «государственный переворот»; в числе его разновидностей (возможно, что – только синонимических!) – путчи, восстания, «дворцовые перевороты», заговоры и т. п. Так, например, анализ такой разновидности государственного переворота как заговор представляет, на наш взгляд, научный интерес. Законодатель достаточно часто использует это понятие; так, согласно ст. 6 Устава Нюрнбергского трибунала, преступления против мира включали: планирование, подготовку, развязывание или ведение агрессивной войны или войны в нарушение международных договоров, соглашений и заверений либо участие лица в общем плане или заговоре, направленных к осуществлению любого из вышеизложенных действий.[53] Законодатели зарубежных государств выработали ряд приемов, позволяющих им карать и собственно приготовление к совершению преступления. Одним из таких приемов является установление самостоятельной уголовной ответственности за различные виды сговора, заговор, подстрекательство и пр. [здесь и далее выд. авт.]. Ответственность за эти преступные деяния наступает как за оконченные, следовательно, уже к ним, в свою очередь, возможно приготовление, возможно покушение на сговор, заговор и т. д[54].
Так, в уголовном праве Франции существует институт, сходный с институтом сговора в англо-американском праве. Во Франции он получил название «организация злоумышленников», которая представляет собой группу или сговор, созданные для подготовки одного или нескольких преступлений либо проступков, влекущих по Уголовному Кодексу пять лет тюремного заключения (ст. 450-1 УК Франции). При этом подготовка должна найти выражение в одном или в нескольких «объективных действиях», Во Франции существует также понятие заговора как разновидности указанной «организации злоумышленников», который направлен на совершение какого-либо государственного преступления (ст. 412-2 УК Франции). Как за самостоятельное преступление здесь установлена ответственность и за неудавшееся подстрекательство к совершению некоторых государственных преступлений: измены, шпионажа, саботажа и др.
Использует термин «заговор» и российский законодатель. Так, согласно «Методических материалы по страхованию строительных рисков» (п.3.4.) «не подлежит возмещению ущерб, возникший вследствие: любого рода военных действий и их последствий, террористических актов, гражданских волнений, забастовок, мятежа, локаутов, конфискации, реквизиции, прерывания работы, ареста, уничтожения или повреждения имущества по распоряжению гражданских или военных властей, принудительной национализации, введения чрезвычайного или особого положения, мятежа, бунта, путча, государственного переворота, заговора, восстания, революции». [55]
В российской истории можно выделить немало малоизвестных примеров, которые характеризуют и как «переворот», «заговор» и как «революцию». Многие из них связаны с действиями так называемого белого движения, ранее всегда получавших только негативную оценку в советской литературе. В их числе заговор (переворот) 18 ноября 1918 года – арест Директории в Омске, которую впоследствии возглавит адмирал Колчак. «В обществе, – пишут исследователи, – отнеслись к перевороту кто безучастно, а кто и радостно, уповая на установление твердой власти, по которой так и стосковался средний российский обыватель тех дней».[56]
При этом описывается классический вариант «легитимизации» переворота: «чтобы сгладить впечатление от незаконности произошедшего переворота в общественном мнении, Колчак предпринял маневр. Было официально приказано «выявить» виновных в аресте Директории и передать их дело в суд. Перед судом предстали исполнители – казачьи офицеры…уже на следующий день после переворота министр юстиции официально информировал общественность об их «явке с повинной» и о сделанном ими заявлении, что «сообщников» они не имели, руководствовались исключительно патриотическими соображениями…Военных суд, состоявшийся всего через три дня после событий, оправдал всех обвиняемых…их на время перевезли из Омска в другие места службы, где они вскоре были повышены в чинах в знак благодарности». [57]
Можно выделить и такую экзотическую разновидность заговора как «заговор наоборот». В работе Д. Гранина «Заговор» описана следующая ситуация: «Брежнев…когда износился, когда до маразма дошел, так ведь они, там, в ЦК, не стали его снимать, хотя сам просился, наоборот, держали его до последней минуты, потому что удобен был, при таком одряхлении он их устраивал, управлять им легко было. Это был тоже заговор наоборот».[58]
Заговор, как правило, сложен и неоднозначен в своей исторической оценке, но вызывает неподдельный научный интерес в контексте масштабов его потенциального влияния на государственно – правовую формацию.
В качестве примера рассмотрим заговор Вадима (Храброго) в отношении «отца-основателя» российского государства – Рюрика. Вадим Храбрый (Вадим Новгородский, Вадим Хоробрый) возглавил силы новгородцев, восставших в 864 году против князя Рюрика.[59] В наиболее ранней древнерусской летописи «Повесть временных лет» имя Вадима не упоминается, но в некоторых поздних летописных сборниках XVI века появилось предание о смуте в Новгороде, возникшей вскоре по призвании варягов в 862 году. Между новгородцами оказалось много недовольных самовластием Рюрика и действиями его сородичей. Под предводительством Вадима Храброго вспыхнуло восстание в защиту утраченной вольности. Вадим был убит Рюриком, вместе со многими своими приверженцами. В изложении В. Н. Татищева (а он дополняет Повесть якобы скопированным, но впоследствии утраченным им списком – Вадимом был местный словенский князь: «Нестор рассказывает, что Рюрик убил славянского князя Водима, что в народе смятение сделало. Может сей таков же внук Гомтоыслу, старшей дочери сын был, который больше права к наследству имел и из того убит». [60]
В Никоновской летописи, составленной в XVI веке, так рассказывается об этом событии: «того же лета (864) оскорбишася Новгородцы глаголюще, яко быти нам рабом и много зла всячески пострадати от Рюрика и от рода его. Того же лета уби Рюрик Вадима Храброго и иных многих изби Новгородцев советников его». В.О. Ключевский приводит доказательства наличия заговора против Рюрика. Он отмечает, что «призывающая» норманнов сторона «по-видимому, не совсем охотно, не тотчас, а с раздумьем приняла предложение славянофинских послов, «едва избравшись, – как записано в одном из летописных сводов, – боясь звериного обычая их нрава».[61] Также известный историк пишет, что «с этим согласно и уцелевшее известие, что Рюрик не прямо уселся в Новгороде, но сперва предпочел остановиться вдали от него, при самом входе в страну, в городе Ладоге, как будто с расчетом быть поближе к родине, куда можно было бы укрыться в случае нужды. В Ладоге он поспешил «срубить город», построить крепость также на всякий случай, для защиты туземцев от земляков – пиратов или для своей защиты от самих туземцев, если бы не удалось с ними поладить. Водворившись в Новгороде, Рюрик скоро возбудил против себя недовольство в туземцах: в том же летописном своде [ссылается на Начальный свод – авт.] записано, что через два года по призвании новгородцы «оскорбились, говоря: быть нам рабами и много зла потерпеть от Рюрика и земляков его». Составился даже какой-то заговор: [выд. авт.] Рюрик убил вождя крамолы, «храброго Вадима», и перебил многих новгороцев, его соумшленников»[62].
