Ирина Андрос - Белорусский предприниматель в обществе и государстве. Историко-социологический анализ

В решении вопроса о собственности в Советском Союзе предлагалось несколько вариантов. Однако если новые подходы в характеристике кооперативной собственности уже были намечены в Законе о кооперации в СССР, то социальную характеристику собственности, лежащей в основе индивидуального производства при социализме, еще предстояло разработать. В «перестроечные» времена она (социальная характеристика собственности) во многом опиралась на оценки, которые были даны индивидуальному производству еще в конце 1940-х гг. в постановлении Совета Министров СССР «О проникновении частников в кооперацию и на предприятия местной промышленности». То обстоятельство, что работники вступали в кооперативные общества со своими средствами труда, которые в дальнейшем не обобществлялись, рассматривалось как проявление частной собственности. Частная собственность не вписывалась в господствующие в массовом сознании схематично-нормативные представления о социализме и вызывала однозначно негативное отношение. Осуждалась также практика работы частников, числившихся в кооперативных организациях, но работавших в собственных помещениях, со своим оборудованием, инструментом, сырьем. Конечно, при отсутствии контроля за размером доходов в работе частных лиц появлялась определенная возможность для личной наживы, обмана финансовых органов. Обкомы партии и облисполкомы, преувеличивая значение негативных моментов в сфере индивидуальной трудовой деятельности и опираясь на постановление Совета Министров СССР, потребовали очистить торговые и производственные предприятия кооперативных организаций от частников, а также привлекать их к судебной ответственности. Снятие с работы грозило и руководителям кооперативных организаций, якобы поощрявших частные (предпринимательские) элементы. Практически во всех кооперативных обществах развернулась «борьба по выявлению частников», которая привела к закрытию многих кооперативных предприятий. Только за апрель-октябрь 1948 г. в результате этой компании в системе потребкооперации Белорусской ССР было закрыто 135 предприятий, привлечено к ответственности 17 руководителей кооперативных организаций, уволено 177 человек, 36 из них привлечены к уголовной ответственности.

Реформаторы 1980-х годов, анализируя историю вопроса о развитии форм собственности в Советском Союзе, ссылались на В. И. Ленина, который указывал, что диалектика мелкотоварного производства в условиях переходного периода не однонаправленна. Развитие частного производства может привести к социализму, во-первых, через кооперирование индивидуальных производителей; во-вторых, через превращение мелкой частной собственности в личную собственность на простейшие орудия труда, которая могла быть реализована в сочетании с различными формами использования индивидуальными производителями объектов общественной собственности. Но, как видим, второй путь преобразования мелкой частной собственности в социалистическую оказался фактически отторгнутым[6]. В конце 1940-х – начале 1950-х гг. советские кооперативные предприятия способствовали созданию предпосылок для налаживания оптимального соотношения между крупным, средним и мелким социалистическим производством. Они вырабатывали сравнительно небольшие партии товаров, выпуск которых было трудно или экономически невыгодно организовать в рамках крупного социалистического производства. Тем не менее, используя некоторые пункты постановления, местные партийные и советские органы вместо совершенствования контроля за деятельностью работников кооперативных предприятий и занимающихся индивидуальной трудовой деятельностью (ИТД), часто решали вставшие перед ними проблемы типичными для административно-бюрократической системы мерами. В результате многие промышленные предприятия потребкооперации закрывались необоснованно. Если в 1948 г. производство товаров широкого потребления предприятиями потребкооперации БССР (без переработки сельхозпродуктов и хлебопечения) достигло 94,6 млн руб., то в 1950 г. оно снизилось до 48 млн руб. (в ценах соответствующих лет). Таким образом, в том, что потребительская кооперация не смогла утвердиться как товаропроизводящая система, а превратилась в товаропроводящую организацию, есть вклад и борьбы с частником, проведенной в конце 1940-х – начале 1950-х гг.

Говоря о перспективах индивидуальной (в том числе и кооперативной) деятельности в конце 1980-х гг., советским гражданам нужно было представлять главное: индивидуальный сектор в условиях социализма не имеет ничего общего с частным предпринимательством, он полностью согласуется с социалистическими принципами хозяйствования, является необходимым и полезным дополнением общественного производства, способствует повышению занятости населения, реализации инициативы и трудовой активности каждого человека. Разумеется, работа индивидуальная и кооперативная, как и все другие виды деятельности, строго контролировалась обществом. Эффективность социального контроля обеспечивалась использованием в полной мере силы общественного мнения. Уже спустя два года со дня, когда вступил в силу Закон «Об индивидуальной трудовой деятельности»[7], были выставлены оценки дебюту новой для советского общества трудовой деятельности. Предварительные итоги индивидуальной трудовой (или индивидуально-трудовой) деятельности показали заинтересованность советских граждан в легализации данного вида деятельности. В первом квартале 1988 г. ИТД в СССР занималось около 400 тыс. граждан. С одной стороны, за считанные месяцы число занимающихся индивидуальным трудом возросло почти в 4 раза, а с другой – люди не спешили пробовать себя в новом экономическом качестве. Социологи обратили внимание, что в последнее время (1988 г. – И. А) увеличилась доля лиц, негативно относящихся к индивидуалам. Социологические опросы показали, что в период подготовки закона об ИТД против новой реформы деловой жизни высказывались обычно 7-10 % респондентов. Спустя два года уже от трети до половины опрашиваемых нередко категорически высказывались против индивидуалов[8]. Так, согласно данным опроса, проведенного в 1987 г. специалистами Центра по изучению общественного мнения Института социологических исследований Академии наук (ИСИ АН) СССР, Научно-исследовательского института труда Госкомтруда СССР, ряда министерств и ведомств, сотрудниками НИИ труда и его филиалов, негативные отношения людей к кооперативной и индивидуальной трудовой деятельности возросли. Вариант ответа «Не одобряю, так как убежден, что эта деятельность разжигает частнособственнические интересы» в июле 1987 г. выбрали 10,0 % респондентов, а в декабре того же года – уже 31,0 %. Снизилась доля одобрявших («целиком и полностью одобряю, считаю ее важной для общества») с 44,0 до 33,0 % соответственно. Доля считавших, что «эта деятельность отнимает много времени и сил, снижает отдачу на основной работе и т. д.» практически не изменилась (33,0 % – июль и 30,0 % – декабрь). Затруднились с ответом в декабре в два раза меньше – 6,0 % (июль – 13,0 %). Почему так произошло?

Во-первых, противоречивость суждений проявилась в категоричных, эмоционально-поспешных и произвольных подходах: одни взирали на «частника» через розовые, другие – через темные очки. Во-вторых, помимо возмущения высокими ценами в обществе накопилось подогреваемое слухами недовольство якобы чрезмерными доходами кооператоров. Правда, достаточно быстро появились публикации с экономическим анализом доходов и расходов отдельных видов кооперативной деятельности, показавшие, что слухи слишком преувеличены. По официальным данным Министерства финансов СССР среднемесячный заработок кооператоров составлял 270 советских рублей. По данным опроса кооператоров он составил в среднем 260 руб.[9] В связи с этим особое значение приобрела задача преодоления распространенного в общественном сознании представления, отождествлявшего высокие доходы индивидуалов с нетрудовыми. В советском обществе борьба с нетрудовыми доходами нередко подменялась борьбой с высокими доходами, от чего страдали деятельные, предприимчивые работники. По оценкам исследователей, основную часть нетрудовых доходов в стране составляли доходы, поступающие в умеренных и небольших размерах, – мелкие хищения, полученные лишь за явку на работу деньги, оплата сверх реально сделанного или за некачественную продукцию. Также нельзя было сравнивать трудовые доходы индивидуалов с заработной платой в народном хозяйстве, так как их доходы зависели от спроса на продукцию, ее полезности и качества. Внешне данная часть доходов «частников» часто расценивалась неспециалистами как нетрудовая.

Хотя, по оценкам ряда советских экономистов, доходы частников в сфере услуг по своим масштабам сопоставимы были с оборотом государственных учреждений (за вычетом из общей суммы услуг, оказываемых организациям)[10], однозначная оценка этого явления была бы упрощением реальной картины. Частники удовлетворяли определенную общественную потребность, восполняя недостаток услуг, предоставляемых населению государством. Во многих случаях частные услуги оплачивались соразмерно трудовым затратам, особенно если их оказывали специалисты, обладавшие высокой квалификацией. Но именно в этой сфере процветали «законные нетрудовые доходы», обусловленные взимаемой переплатой с клиентов. Рассматриваемые услуги сплошь и рядом оказывались в рабочее время и нередко с использованием принадлежащих государству средств производства: грузовых и легковых автомашин, автокранов, бульдозеров, украденных и купленных у спекулянтов стройматериалов и запчастей. И поскольку «незаконные трудовые доходы» получали представители четко определившихся групп, паразитировавших на теле общества: спекулянты, взяточники, расхитители народного добра, браконьеры, тунеядцы, то бескомпромиссная борьба с этими явлениями была завязана на усилении контроля со стороны правоохранительных и финансовых органов и создании атмосферы нетерпимости по отношению к спекулянтам и «левакам».