Джордж Сорос - Сорос о Соросе. Опережая перемены

Прямой переход от критического способа мышления к традиционному мож­но, таким образом, полностью исключить. Если догматический способ мышле­ния доминирует в течение определенного длительного периода времени, исто­рия может стать менее четкой, но в настоящее время к этому не стоит относить­ся как к практической возможности. Выбор может быть сделан только между критическим и догматическим способами мышления.

Догматический способ мышления стремится апеллировать к сверхчеловече­ской силе, как, например, Бог или История, которая раскрывается перед челове­чеством тем или иным способом. Раскрытие это является единственным и ко­нечным источником истины. В то время как люди с их несовершенным интел­лектом ведут бесконечные споры о способах приложения и последствиях этой доктрины, доктрина сама по себе продолжает сиять в царственной чистоте. По­ка наблюдение фиксирует постоянный поток изменений, правило сверхчелове­ческой силы остается неприкосновенным. Этот способ хорошо поддерживает иллюзию хорошо определенного, постоянного миропорядка перед лицом значи­тельного объема доказательств, которые иначе дискредитировали бы его. Иллю­зия усиливается тем фактом, что догматический способ мышления, если он бу­дет успешным, стремится поддерживать социальные условия в неизменном со­стоянии. Догматический способ мышления, даже когда он является наиболее ус­пешным, не может обладать той простотой, которая была присуща традиционно­му способу мышления.

Традиционный способ мышления имел дело только с конкретными ситуаци­ями. Догматический способ мышления опирается на доктрину, которая приме­нима ко всем вообразимым ситуациям. Его постулаты являются абстракциями, которые существуют за пределами непосредственного наблюдения, часто невзи­рая на него. Использование абстракций приносит всевозможные усложнения, которых был лишен традиционный способ мышления. Будучи и так далеко не простым, догматический способ мышления может стать даже более сложным, чем критический. Это едва ли удивительно. Поддерживать предположение об отсутствии изменений, не признавая того, что это предположение вообще было сделано, – значить искажать реальность. Необходимо прибегнуть к сложными построениям для того, чтобы добиться некоторого правдоподобия, и за это при­ходится платить высокую цену в плане умственных усилий и напряжения. Более того, было бы трудно поверить в то, что человеческий ум вообще способен на подобный самообман, если бы история не предоставляла примеров. Кажется, что разум является инструментом, который способен разрешить любые порож­денные им самим противоречия, порождая новые противоречия в ином месте. Эта тенденция свободно правит в догматическом способе мышления, поскольку, как мы видели, его постулаты находятся в минимальном контакте с наблюдае­мыми явлениями.

Поскольку все усилия посвящены разрешению внутренних противоречий, догматический способ мышления предоставляет очень узкие возможности для совершенствования имеющихся знаний. Он не может принять прямое наблюде­ние в качестве доказательства, поскольку в случае конфликта власть догмы бу­дет подорвана. Он должен ограничиться применением доктрины. Это ведет к спорам о значении слов, особенно тех, которые являются фундаментальными, -к софистическим, талмудическим, теологическим, идеологическим дискуссиям, которые, как правило, создают новые проблемы для каждой из решаемых ими проблем. Поскольку мышление имеет лишь незначительный контакт с реально­стью или вообще не имеет его, размышления становятся все более запутанными и нереальными. Сколько ангелов могут танцевать на острие иглы?

Реальное содержание доктрины зависит от исторических обстоятельств и не может быть предметом обобщения. Традиции могут предоставить часть матери­ала, но для того, чтобы это сделать, они должны подвергнуться радикальным трансформациям. Догматический способ мышления требует универсально при­менимых утверждений, которые традиция первоначально облекла в конкретные выражения. Их теперь необходимо обобщить и сделать применимыми по отно­шению к более широкому спектру событий, чем тот, для которого они были предназначены. Каким образом это может быть достигнуто, ясно демонстриру­ется развитием языков. Один из способов, которым языки приспосабливаются к изменяющимся обстоятельствам, заключается в использовании образного значе­ния слов, которые первоначально имели лишь конкретные коннотации. Образ­ное значение сохраняет только один признак, характеризующий некогда кон­кретное употребление, и может быть применено к другим конкретным случаям, обладающим тем же самым признаком. Тот же метод используется священника­ми, которые основывают свои проповеди на библейских притчах.

Доктрина может также включать идеи, порожденные в открытом обществе. Каждая философская или религиозная теория, предлагающая объяснение про­блемы существования, обладает признаками доктрины;

им необходимы лишь повсеместное согласие и повсеместное введение. Со­здатель сложной философской теории, возможно, не намеревался выдвинуть до­ктрину, которая должны была быть универсально применимой и повсеместно введенной, но личные намерения оказывают слабое влияние на развитие идей. Как только теория становится единственным источником знания, она восприни­мает некоторые дополнительные свойства, которые существуют независимо от первоначальных намерений.

Поскольку критический способ мышления является более сильным, чем тра­диционный, то идеологии, разработанные с помощью критического способа мы­шления, с большей вероятностью могут служить основой для догмы, чем сама традиция. Такие идеологии могут принимать традиционную форму Если язык является достаточно гибким для того, чтобы позволить образно использовать конкретные утверждения, то он также может привести и к противоположному процессу: абстрактные идеи могут быть персонифицированы. Примером может служить Ветхий завет, а в книге Золотой рог Фрейзер предлагает множество иных примеров. Мы можем видеть на практике, что то, что мы называем тради­цией, включает множество продуктов критического мышления, переведенных в конкретные термины.

Основное требование к догме заключается в том, что догма должна быть все­объемлющей. Она должна предоставлять меру, с помощью которой могут быть оценены любая мысль и любое действие. Если человек не может оценить все что угодно в свете этой догмы, ему необходимо искать иные методы решения вопро­са о том, что верно, а что нет. Подобный поиск разрушил бы догматический спо­соб мышления. Даже если ценность догмы не подвергается прямым сомнениям, применение иных критериев вело бы к подрыву ее власти. Если доктрина долж­на служить основанием любого знания, то ее превосходство должно быть ут­верждено во всех областях. Не обязательно каждый раз упоминать о ней. Земля обрабатывается, создаются картины, ведутся войны, отправляются в космос ра­кеты. Все идет своим путем. Но как только идея или действие приходят в проти­воречие с доктриной, должна победить доктрина. Таким образом, даже более крупные области человеческой деятельности могут попасть под ее контроль.