Андрей Кузьмичев - Фанаты бизнеса. Истории о тех, кто строит наше будущее

В общежитии, где жил Давид, вскоре возник кофе-бар со звучным названием «У граба». «По словам Давида, это была “мистерия и фантасмагория”, перформанс в собственном смысле этого слова, когда зрители являются актерами и когда постановщик спектакля не знает, чем тот закончится. Дизайн бара был разработан Артуром Яном. Была выпилена и подвешена черная большая изящная буква G, она подсвечивалась и крутилась. Это служило первым знаком того, что в этот вечер бар будет работать», – читаем мы на сайте Шахиджаняна. Там же поясняется, что перформанс происходил далеко не каждый день, и «даже не каждый выходной – как придет вдохновение. Оно приходило в среднем раз в месяц, и тогда начиналась подготовка».

Глосса о кофе и хеппенингах

Это был настоящий, натуральный, самый хороший кофе. Без шуток. И джаз играл очень хороший. Была большая выставка художников Физтеха. Один из хеппенингов прошел, кстати, во время этой выставки. Мы выложили мелки вдоль стен шестерки (номер общежития. – А.К.), и свечи были в коридорах, на всех лестницах горели. Мы выключили свет во всем общежитии. И студенты вынуждены были выйти из комнат, делать было нечего. Вырублено было все. Звук был только от расстроенного пианино, на котором играл кто-то вальс. И в этом темном помещении, в темном здании, под звуки вальса, под свет этих свечей на полу люди разрисовывали на стенах мелками какие-то гигантские картины, граффити. Когда утром это все осветило солнце, это было потрясающе: живого куска не было. Правда, потом, чтобы нас всех не выгнали, нам пришлось до понедельника это все смывать, и комендант почти что не узнал об этом. Но это все нашумело очень сильно.

Как хеппенинг студенты воспринимали и суровую военную кафедру, устраивая представления даже на военных сборах в лагерях. «Сначала канавками на песке был нарисован огромный пацифистский знак, – читаем мы на сайте Шахиджаняна, – а затем на него улеглись участники акции». Другой их излюбленной шуткой довольно долгое время был «паровозик»: несколько человек шли по улице, предпочтительно центральной, притопывая или подпрыгивая определенным образом или нацепив большие пластмассовые уши, – и обсуждали вполне серьезные вещи.

Серьезные вещи – Большая наука и связанные с ней испытания – ждали студентов на базах. Так назывались научные центры системы Академии наук, где они учились на старших курсах. В одну из них – в Институт физики твердого тела подмосковной Черноголовки – Давид попал в 1986 году и приглянулся настоящему ученому – члену-корреспонденту РАН Всеволоду Феликсовичу Гантмахеру («эффект Гантмахера» описан в учебниках): «Он задавал вопросы по физике и по жизни. Может быть, ему понравилось, что мои родители – физики, что я на Физтех пробивался сам. Хотя был в черных списках, ведь мой отец – китаец. И меня пытались срезать, это потом стало документально известно».

Как шеф Гантмахер был, по мнению Давида, «достаточно жесток и бескомпромиссен. Без всяких сюси-пуси. По молодости мне часто было приятно сделать что-то красивое, например панель с тумблерами, которые все бы наглядно показывали, – рассказывал он мне. – Если этому уделяется разумное время, относительно физического результата, то это воспринималось нормально. Если он чувствовал, что мне хочется больше сделать красиво, чем получить эксперимент, это жестко очень пресекалось. Он говорил: “Где картинки?” Эта фраза “где картинки”… Вы два дня работаете, а картинок нет. Я говорю: смотрите, у меня такая программа написана, которая позволит сейчас эти картинки плодить в большом объеме. Мне лично это очень много дало», – полагает Давид.

ПОСТ О ТОМ, ЧТО ПО НОЧАМ МОЖНО НЕ ТОЛЬКО СПАТЬ, НО И СИДЕТЬ И ДВУМЯ ПАЛЬЦАМИ ДОБИВАТЬ И ПИСАТЬ

Идеалист – это тот, кто помогает разбогатеть другим.

На старших курсах Давид, как и многие физтехи, учил второй язык – французский, и вскоре понял, что ему, да и всем, кто учил язык, позарез требовались словари – толстенные кирпичи, выдаваемые в библиотеках на определенный срок. Вот и захотелось ему облегчить участь учащихся – создать электронный словарь. Всего-то сделать «новейшую новинку» для общественного блага. Напомню читателю, что в бизнес Давид хотел заглянуть ненадолго: «в 89-м году, в июле, мы хотели написать программу; в августе мы хотели продать что-то вроде ста копий, ста экземпляров этой программы, по 100 рублей, заработать 10 тысяч рублей[260] и разбежаться. В сентябре я планировал заниматься физикой, как и занимался до этого. А Саша должен был заниматься своей наукой – тоже физикой. Мы год работали вдвоем. Выяснилось, что все так быстро не делается. Нам приходилось по ночам, после работы и учебы, сидеть и двумя пальцами добивать и писать»[261].

Рынок таких программных продуктов в России, да и в мире только-только формировался, но ребята сразу же столкнулись не с конкурентами, а с проблемой пиратства. «Несмотря на то, что мы продали не 100 экземпляров, а буквально единицы, к этому моменту каждый раз, когда я звонил в институт какой-нибудь научный, предлагал купить, нам говорили, что она там есть, – вспоминает Давид. – Мы оценили, что в среднем около 50 000 нелегальных копий к концу первого года у людей стояло. Такое быстрое распространение, без всякого Интернета, говорило о востребованности продукта».

Как бы то ни было, но ребятам удалось решить сложнейшую задачу коммерциализации науки – а ведь над подобными задачами годами порой безуспешно бьются крупные компании и венчурные фирмы. «Почему на последних курсах надо было решать параллельные задачи, связанные со словарями? – спросил я Давида и получил честный ответ: – Денег хотелось. Я не брал денег у родителей никогда».

Глосса о стартапе

Я жил на стипендию в 55 рублей в месяц: это ровно поесть – еда в столовой рубль или рубль двадцать, плюс еще поход на дискотеку – рубль, плюс еще чего-то. И вся стипендия, 55 рублей. А хотелось кроссовки, джинсы. Возникла идея после четвертого курса написать программу за месяц, продать сто экземпляров по сто рублей. И заработать на двоих 10 000 рублей. Это беспрецедентная сумма в сознании – двухгодичная зарплата профессора, заведующего лабораторией. Мы программу сделали не за месяц, а за девять месяцев. За первый год продали не 100 экземпляров, а около 20, зато не за 100, а по 700 рублей.

ПОСТИК О ЛЮБВИ И ИМЕНАХ, А НЕ О РОЯЛЕ В КУСТАХ

Тот, кто по-настоящему не любил, никогда по-настоящему не жил.

В это сейчас трудно поверить, но деньги для стартапа Давид нашел, предъявив в центр НТТМ «Дельта» (Центры научно-технического творчества молодежи – ростки частного бизнеса в СССР. – А.К.) только распечатку описания программы, «сделанную на матричном принтере, и на словах пояснил, что программа уже практически готова, осталось только подключить к ней словарную базу»[262]. Частных банков и отмывочных контор, как и бизнес-ангелов, тогда не существовало, и только «центры НТТМ в те времена были наделены эксклюзивным правом переводить деньги из безналичных в наличные, так что подавляющее большинство сделок между государственными и частными структурами проводилось именно через ЦНТТМ – за умеренные 8–40 %». Сейчас во все это верится с трудом, но ведь было! Так что сотрудничество с «Дельтой» дало Яну не только кредит, но и возможность в будущем спокойно продавать программу в государственные организации. А цех по «перемалыванию» текста в этом кооперативе выглядел так: «большой зал, в котором за терминалами сидят несколько десятков человек и вручную вводят тексты», – отмечалось в одной из публикаций о первом бизнесе Яна. Но в бочке счастья от полученных денег и создания первой версии продукта оказалась ложка дегтя: «Когда все файлы были приведены в рабочее состояние, обнаружилось, что отсутствуют решительно все статьи на букву “К”. Надо сказать, что к этому моменту уже были проданы первые три экземпляра, правда, не по 100, а по 700 рублей. Сроки поставки в договоре были установлены – на чужих ошибках тоже можно учиться – с запасом, на конец 1990 года, вот запас и пригодился. Набирали недостающую часть словаря буквально круглые сутки, в мае все было полностью готово и начались реальные поставки»[263].