Олег Тиньков - Я такой как все
Скажем, жене Рине он может что-то резко сказать, но она уже не обращает на это внимания. Даже если что-то скажет обидное, стараешься, как и с другими людьми, поставить себя на его место, проанализируешь и поймёшь, что там обиды-то быть не может. Чаще всего это заслуженно, а если незаслуженно – ты ему ответишь конструктивно, по существу, и он согласится, признает свою неправоту, даже будет завуалированно перед тобой извиняться десять раз. Потому что знает свой характер и то, что может вспылить. Никогда не будет на тебя переть, нет в нём такой быдловатости: переть и переть напрямую. Если по существу с тебя спросил, ты можешь только объяснения попытаться дать, но если он сам не прав, даёт обратный ход и достаточно легко свою неправоту признает.
Потихоньку мы стали набирать клиентов. И стало понятно, что денег надолго не хватит. Бизнес банка состоит в том, что он покупает деньги дёшево, а продаёт дороже. Где занимать? Офисов у нас нет, поэтому обслуживать клиентов как универсальный банк мы не можем. Остаётся рынок капитала – надо выпускать облигации. Но осенью стало ясно: те, у кого есть деньги, предпочитают держать их при себе, а западные рынки для российских заёмщиков совсем закрылись. Последние месяцы 2007 года стали для нас кошмаром.
Мы запланировали размещение облигаций ещё до ипотечного кризиса в США, но само размещение пришлось уже на осень. 13 сентября Центральный банк зарегистрировал выпуск облигаций на сумму 1,5 миллиарда рублей, организаторами размещения я выбрал Deutsche Bank и «КИТ Финанс».
Размещение назначили на 23 октября. До кризиса почти все выпуски облигаций производились с большой переподпиской, поэтому сам факт того, что компания не смогла разместить выпуск выглядел очень плохо. Мы смогли продать только 18 процентов выпуска несмотря на очень хорошую ставку – 18 процентов годовых. Ситуация на рынке была объективно плохая, вряд ли кто-то другой разместился бы тогда лучше, но мы получили репутационный удар, мол, «инвесторы не верят Тинькову».
Мы решили доразместить бумаги позже. Я звонил всем знакомым финансистам и пытался уговорить их поучаствовать в размещении, но добился немногого. Всего мы разместили бумаг на 400 миллионов рублей. Остальные бумаги на 600 миллионов рублей нам пришлось взять себе «на книгу», то есть выкупить. Инвесторы просто разбегались врассыпную.
Это был серьёзный удар. Я сидел в офисе, за своим круглым столом, просто раздавленный, и плакал. Я, конечно, сибиряк, сильный мужчина, но у меня текли слёзы. Я не понимал: почему, блядь, эти суки готовы покупать всякое говно? И через год мы увидели, что все эти говнорозничные и говностроительные компании, строившиеся на долги, задефолтили.
Один мой знакомый купил в октябре у нас на 100 миллионов бумаг и у кого-то ещё. Вложил в бумаги миллиард, через год вернули только мы, а 900 миллионов оказались в дефолте. Почему у других покупают, а у нас – нет? Почему ко мне такое отношение? Почему все меня ненавидят, почему считают, что Тиньков – пустышка? Я не понимал, сидел и плакал. Единственный человек из офиса – Оливер Хьюз – зашёл ко мне в кабинет, и я увидел его мокрые глаза. Мы просто обнялись, и я сказал: «Хуйня – война, прорвёмся!». И с этого момента я всегда чувствую плечо Оливера, надеюсь, и он чувствует моё, и мы будем продолжать, блядь, бороться, доказывать всем и вся, что мы не просто так на рынке.
На свадьбе Александра Винокурова и Натальи Синдеевой, которых я познакомил в Лондоне. Слева – петербургский предприниматель Александр Аладушкин и актриса Алла Довлатова
Той осенью я потерял друзей. Одним из них был Александр Винокуров. Мало того что он был организатором выпуска этих облигаций, он был ещё и моим другом, мы много и хорошо общались. Это я познакомил его в Лондоне с Натальей Синдеевой, совладелицей радиостанции «Серебряный дождь», а потом гулял на их свадьбе. У них хорошая семья, я рад за них, но личные отношения с Сашей вряд ли снова станут дружескими.
Он позвонил мне в час дня, а в четыре закрывались торги, и я попросил:
– Саша, купи ты на 100 миллионов или хотя бы на 50. Инвесторы звонят брокерам и говорят: «У вас даже «КИТ Финанс», организующий выпуск, не выставляет заявки. И вы хотите, чтобы мы покупали эту бумагу?»
– Олег, у меня же ипотека, ты же знаешь, мы все деньги вкладывали в неё.
– Пожалуйста, поддержи нас хотя бы с точки зрения PR, можешь потом продать облигации.
– Слушай, я не верю в твою затею, кредитные карты – это говно. Ты всё врёшь. Ты любишь врать, на самом деле у тебя всё плохо. И Goldman Sachs – не твой партнёр, он тебя просто «фронтит».
Я услышал полную ересь и просто положил трубку. И через книгу хочу обратиться к Саше: «Тебе трудно было купить бумаги на 50 миллионов рублей при том, что сегодня, когда ты разорился, твоя дырка в банке составляет десятки миллиардов. Дело не в помощи другу, дело в покупке бумаг, продаваемых твоим банком».
Во время того размещения я потерял ещё двух-трёх людей, с которыми общался, но благодарен тем, кто помог мне. Антон Большаков купил бумаг на 100 миллионов, «Тройка Диалог» профессионально подошла к вопросу, Борис Йордан… Они в нас поверили, заработали 18 процентов годовых и получили деньги назад ровно через год. Мы чётко исполнили свои обязательства по годовой оферте, одни из немногих, кто занимал деньги в 2006-2007 годах.
Я переживал, для меня фамилия «Винокуров» стала красной тряпкой. И через год, в сентябре 2008-го, справедливость восторжествовала. Я открыл газету и увидел, что он разорился. Злорадствовал ли я? Скажу честно – да! В тот момент я был очень этому рад.
Глава 30
Как расти в кризис
Облигации мы кое-как разместили, но, тем не менее, все было очень плохо. Конец 2007 года был самым сложным временем для нас. Мои деньги в банке заканчивались. Денег не было ни на текущие расходы, ни на наращивание портфеля. С помощью всяких хитростей и тщательного управления ликвидностью мы прошли этот этап. Менеджмент какое-то время не получал зарплату.
Мы постоянно встречались с инвесторами, рассчитывая получить долговое финансирование. В конце концов нам удалось договориться о привлечении синдицированного кредита в 60 миллионов долларов, 20 миллионов дал наш акционер Goldman Sachs, 30 миллионов – шведский фонд Vostok Nafta, а 10 миллионов добавил американский хедж-фонд Blue Crest. С последними двумя инвесторами мы стали вести переговоры и о продаже им доли в банке.
В конце декабря Джулиан Солсбери из Goldman Sachs прислал знаменитое письмо, которое до сих пор хранится в нашем офисе. «Мы вам даём большие деньги, распорядитесь ими как последними. Мы в вас верим, но, вполне возможно, это последние деньги, которые банку удастся привлечь. Грядёт серьёзный кризис», – такова была суть письма.
