Секс, наркотики и экономика. Нетрадиционное введение в экономику - Койл Диана
В Америке расходы на оборону достигли максимума в 1989 г., когда они равнялись 304 млрд. долл. Это произошло после падения Берлинской стены и крушения коммунистического режима в Восточной Европе. В 1999 г. они сократились до 283 млрд. долл. Это был серьезный спад — с 6,5 до 3,2 % от ВВП США. Через несколько месяцев после победы Запада в холодной войне идею о том, что государственные расходы на оборону можно сократить, назвали «мирными дивидендами».
В таком случае, насколько важным стало нарушение мира и что произойдет с экономикой, если новая война, война против терроризма, потребует в будущем больших расходов на оборону и вооружение? Экономия на государственных расходах, равная 3 % ВВП страны, — это большая сумма денег, составляющая более 250 млрд. долл. за один только 1999 г., и около 2 трлн. долл. за десять лет. Точные данные зависят от того, считаете ли вы, что военный бюджет остался бы на уровне 1989 г., мог вырасти или сократиться, если бы история разворачивалась по-другому. Но в 1990 г. президент Джордж Буш подписал военный бюджет на 1994 г. в размере 350 млрд. долл., в то время как его предшественник потратил лишь 250 млрд. долл. Разница — 100 млрд. долл. Таким образом, сумма в пару триллионов, скорее всего, верна.
О какой бы точной сумме ни шла речь, она используется либо для финансирования других государственных программ, либо для сокращения дефицита. За 1990-е годы финансовое положение федерального правительства изменилось: с большого дефицита к большому префициту, И это было бы невозможно без значительного сокращения расходов на оборону. В начале 1990-х годов единственный альтернативный способ сократить пропасть между государственными расходами и налоговыми поступлениями состоял в повышении налогов или сокращении финансирования других программ. И то, и другое было не выгодно с политической точки зрения.
Одним из важных последствий подобного значительного сокращения государственных заимствований (290 млрд. долл. дефицита в 1992 г. превратились в 2000 г. в 236 млрд. долл. профицита) было падение долгосрочных процентных ставок на американском рынке казначейских облигаций. Особенно заметно это было в конце 1990-х годов, когда инвесторы отреагировали на выплату государством части его огромного долга. Ведь государственные займы вытесняют займы частного сектора, так как составляют конкуренцию фондам частных инвесторов. Возможно, это звучит слишком непонятно, но это имело важные последствия, поскольку от доходности долгосрочных государственных ценных бумаг зависят остальные процентные ставки. Например, после роста федерального префицита в 1990-е годы улучшились условия для людей, собирающихся покупать дом с низкими ставками кредита, и для компаний, планирующих занять деньги для инвестиций. Хотя в учебниках по экономике давно говорилось о существовании вытеснения, к концу холодной войны бюджетный дефицит просуществовал так долго, что никто уже и не помнил, как это бывает, когда конкуренция между фондами и государством на рынке капиталов значительно слабее.
Алан Гринспан, президент Федеральной резервной системы, твердо верил, что вытеснение — это важное явление. Он считал, что если «мирные дивиденды» направить на сокращение дефицита, а не использовать для финансирования других программ, то инвесторы будут искать другие возможности и вкладывать свои средства в эффективные предприятия, что, в свою очередь, пойдет на пользу экономике. Когда в 1992 г. Билл Клинтон победил на президентских выборах от партии демократов, г-н Гринспан заключил с новым президентом сделку. Он обещал установить меньшие процентные ставки в обмен на сокращение дефицита. Президент Клинтон направил сэкономленные на военном бюджете средства в основном на увеличение расходов на медицинское и социальное страхование и сократил дефицит федерального бюджета. Доля расходов на оборону сократилась с 28 % в 1980-е годы до 16 % в 1999 г.
Тем не менее, многие демократы скептически отнеслись и даже были раздосадованы тем, что они не смогут увеличить финансирование социальных про грамм так, как им бы хотелось, — и все только потому, что какой-то республиканец из Федеральной резервной системы сказал, что финансовые рынки важнее всего. Как могут финансовые рынки быть важнее демократически избранной администрации Джеймс Карвил, руководитель предвыборной кампании Клинтона, тогда сказал: «Раньше я думал, что если бы существовала реинкарнация, я хотел бы родиться президентом, Папой или чемпионом по бейсболу. Но теперь я хочу стать рынком облигаций. Так можно напугать всех».
Некоторых людей беспокоил другой аспект сокращения оборонного бюджета. Государство было важным источником финансирования исследований и разработок новых технологий в рамках военных и космических программ. Самый известный пример — Интернет. Расходы на научно-исследовательские работы (НИОКР) в гражданском секторе США долгое время были гораздо меньше, чем в других промышленно развитых странах, например в Германии и Японии (1,9 % ВВП по сравнению с 2,5 % и 3 % соответственно). Опасались, что гражданские компании не смогут компенсировать сокращение военных исследований и разработок (хотя экономист Уильям Бомоль утверждал, что военная мощь США основывается на гражданских технических знаниях и изменениях экономики, а не наоборот). Гражданские научно-исследовательские работы действительно не смогли компенсировать сокращение военных разработок. Сейчас нельзя с точностью предсказать, повлияет ли это на долгосрочную конкурентоспособность экономики США, потому что сам процесс инноваций долог и нестабилен и, если уж говорить откровенно, не слишком хорошо изучен экономистами. Однако у американцев вряд ли есть основания беспокоиться о силе и динамизме национальной экономики по сравнению с другими странами. За исключением нескольких отраслей, США остаются несомненным мировым лидером.
Если не учитывать этого гипотетического беспокойства, то события благоволили идее Гринспана. Всю вторую половину 1990-х годов процентные ставки в США оставались на низком уровне, увеличились объемы инвестиций в бизнес и технологии, и наступил самый длительный за последнее время экономический подъем и значительное усиление производительности. Конечно, удачный период окончился, но вполне логично считать инвестиционный всплеск Новой экономики частью «мирных дивидендов».
Однако не только США воспользовались преимуществами «мирных дивидендов». Мировые военные расходы сократились с 3,6 % мирового ВВП в 1990 г. до 2,4 % в 1999 г., хотя в основном спад наблюдался в промышленно развитых и бывших социалистических странах. Развивающиеся страны в большинстве своем не сократили свои военные расходы (относительно общих объемов экономики), а некоторые даже увеличили. Глобальные «мирные дивиденды» составили к 1999 г. 350–400 млрд. долл. По объему это равно экономике Нидерланды. МВФ считает, что и те беднейшие страны, которые присоединились к политике «мирных дивидендов», смогли увеличить финансирование жизненно важных социальных программ (здравоохранения или образования) и вместе с тем сократить дефицит бюджета.
В богатом мире и другие страны, помимо США, смогли воспользоваться благами сокращения дефицита, благодаря сокращению военных расходов. Новый канцлер Казначейства Великобритании (другими словами, министр финансов) последовал примеру президента Клинтона и предпочел сократить государственный заем до увеличения расходов на социальные проекты, которого так ждали лейбористы. Над Гордоном Брауном посмеивались за его излишнюю «осторожность», однако полученное превышение доходов над расходами позволило ему тоже вернуть часть государственного долга и сэкономить для страны 2 млрд. фунтов стерлингов в год на векселях с ежегодным начислением процента на сумму в 25 млрд. фунтов стерлингов. Как и в США, в Англии долгосрочные процентные ставки упали до самой низкой отметки за многие годы.
Правительства всегда могут выбирать уровень затрат и налогов, а также разницу между ними. Это изменяет бизнес-цикл, потому что спад всегда приводит к сокращению налоговых поступлений и к автоматическому увеличению расходов в таких сферах, как пособия по безработице. Подобные изменения известны как «автоматические стабилизаторы», потому что они смягчают воздействие спада в частном секторе и начинают действовать без принятия правительством каких-либо решений. Но в конечном итоге это вопрос политики, а не механического выбора. Дело в том, что «мирные дивиденды» значительно упростили выбор, потому что возможности использования освободившихся средств были очевидны. Какое-то время военные были беззащитны с политической точки зрения.
