Стримпанки. YouTube и бунтари, изменившие медиаиндустрию - Кинцл Роберт

Я отметил, что то, о чем он говорит, напоминает похвалу в адрес авторов YouTube за большую достоверность, чем телевидение. Vice предлагает своим зрителям, – среди которых, как правило, молодые, широко мыслящие представители поколения миллениума, которые одеваются и говорят так же, как они, – преимущественно беспристрастный взгляд и стремится к укреплению взаимного доверия со зрителями. Корреспонденты хотят брать зрителей с собой в путешествие, знакомить их с новыми персонажами, вместо того чтобы, стоя там, объяснять, что происходит. «Сама история важнее, чем то, как она изображается в репортаже», – подчеркнул Шейн.

В подходе Vice заключены и многие другие тактические приемы, о которых говорилось в нашей книге. Уже на этапе становления «Путеводителя Vice» компания ставила перед собой глобальные цели. При запуске новых информационных онлайн-сайтов компания Vice зачастую следовала за многочисленными и актуальными направлениями молодежной культуры, которые не были в полной мере охвачены традиционными средствами массовой информации, будь то скейтеры или поклонники электронной музыки. Vice была готова поговорить о нишевых темах до того, как их начинали обсуждать на телевидении; среди таких тем – смешанные единоборства или использование марихуаны ради развлечения. На этот подход компания опирается при планировании не только программ, но и остальной деятельности, – от найма на работу корреспондентов до выбора историй для освещения, охватывая такие темы, как этнокультурное многообразие и различия, положительное отношение к своему телу (бодипозитив), а также гендерная мобильность (неопределенная и меняющаяся гендерная идентичность).

«Я всегда говорил, что миллениалы – самый разборчивый потребитель медиаконтента в истории, и они формируют рынок еще с тех пор, когда были детьми. Мультфильмы же делаются для продажи зерновых хлопьев. Таким образом, у ребят есть детекторы здравого смысла, и они четко понимают, когда им вешают лапшу на уши. И если что-то снято так, что выглядит помпезным, да еще и преподносится в самом выверенном виде, с большим количеством графики, они скажут себе: “Хмм… Похоже, здесь поработали множество продюсеров и операторов”. Или вы пытаетесь представить новость так: “Только что произошло это событие. И мы тут находимся в полевых условиях”, – все это тоже не кажется правдоподобным. Но, когда кто-то просто что-нибудь снял – на телефон или просто на “мыльницу”, все равно, – зритель согласится посмотреть. “Ладно, этот парень был там. Он все это видел. Он это снял”, – скажет он».

Такие рассуждения напомнили мне о поворотном моменте, изменившем способ освещения новостей в интернете: «зеленое движение» в Иране – протесты, предшествовавшие «арабской весне», охватившей весь Ближний Восток, когда после президентских выборов 2009 года улицы Тегерана и других городов заполонили сотни тысяч человек, которые требовали отставки Махмуда Ахмадинежада с должности и заявляли о фальсификации голосования, обвиняя правительство. Поскольку Иран был закрыт для иностранной прессы, то информацию о происходящем в центре событий гораздо эффективнее – и намного быстрее – было получать от местных пользователей в социальных сетях, а не из теленовостей.

Когда я упомянул об этом, Шейн рассказал мне, что он был в Иране на кинофестивале, когда начались протесты: «Можно было увидеть, что действительно происходит и что публикуют сами участники протестов в своих соцсетях, или прислушаться к “гласу Божьему”, который вещает из Нью-Йорка, внушая вам, что именно вы должны думать об этом. В этом-то и загвоздка, потому что послевоенное поколение откроет New York Times или Washington Post, включит “60 минут” или вечерние новости NBC Nightly News, или что угодно еще, и там они услышат: “Сейчас происходит вот это” – и согласятся: “О, отлично. Теперь мы знаем, что там происходит”».

«Миллениалы же читают блоги, смотрят видео и прочую информацию, поступающую из той страны и из альтернативных источников новостей, и они говорят: “Да, похоже, что все так и происходило”. Они так выросли. Теперь вы не можете просто сказать: “Смотрите, как все было”».

Благодаря интернету на одно событие можно посмотреть с разных позиций – есть бесчисленное множество новостных сюжетов, горячих кадров, комментариев и аналитических обзоров, – все это подпитывает бесконечный запас твитов, изображений и видео, снятых теми, кто находился в гуще событий, – а это залог постоянной актуальности информации. Уже недостаточно просто прочитать одну статью или посмотреть блок новостей.

Но кому из такого количества потенциальных источников вы сможете доверять? 

В середине 2000-х годов несколько ирландских иностранных корреспондентов были отправлены в город на юге Ливана освещать войну с Израилем. Коротая время между отправками новостей, они обычно выпивали у бассейна и ожидали сигнала из Атланты и Дублина от своих новостных агентств: те сообщали о потенциальном возобновлении военных действий, чтобы спецкоры успели протрезветь и подготовиться к съемке своих сообщений в прямом эфире. Но когда корреспонденты стали больше времени проводить в социальных сетях, они сделали интересное наблюдение: благодаря сообщениям в Twitter у них обычно появляется тридцатиминутное преимущество перед получением напоминания от Assosiated Press (AP) или других новостных агентств.

Стало понятно, что индустрия новостей коренным образом меняется. Распространение сотовых телефонов и социальных сетей подрывало монополию журналистов на информацию; новости от простых людей были популярнее официальных, когда речь шла о репортаже о каком-то конкретном событии.

В разгар этого глубокого сдвига один из упомянутых ирландских корреспондентов Марк Литл начал думать о том, как выглядело бы агентство новостей вроде AP или Reuters, будь оно создано сегодня. С его точки зрения, это информационное агентство поселилось бы в социальных сетях, анализируя твиты, сообщения и видео, которые загружаются со всего мира каждую секунду. В результате такого анализа появлялась бы ценная информация, – когда «новости отделены от шума», а море контента прошло сортировку, чтобы проверить и установить подлинность того, что же произошло на самом деле. Он основал такое агентство в 2010 году в Дублине и назвал его Storyful.

Нынешний генеральный директор Storyful Рахул Чопра рассказал об этом: «На начальном этапе это было похоже на Дикий Запад. В буквальном смысле никаких правил, обязанностей или гарантий для роликов очевидцев». Чтобы описать проблемы, с которыми сталкивается редакция новостей при получении загруженного пользователями контента, он предложил представить себе видео о бомбе, взорвавшейся где-то на Ближнем Востоке. «Я не знаю, где было снято видео: в сирийском Алеппо или в Иране. Как, черт побери, мне это понять? Это просто бомба, рванувшая посреди улицы. Как мне проверить, реально это или нет? Как узнать, является ли автор единственным, кто снял это, могу ли я использовать хотя бы часть этого контента? За этим взрывом стоит какая-то история или просто что-то рвануло на заднем плане? Что я на самом деле знаю?»

Этими вопросами задавались многие редакции, но никто толком не знал, как отвечать на них. Storyful вызвалась решить эту проблему. Модель компании заключалась в том, чтобы опытные журналисты работали бок о бок с инженерами, находили фото или видео и проверяли их подлинность. В основе этого процесса – сочетание традиционных журналистских методов с технологиями. Алгоритмы автоматически идентифицируют «кластеры» активности вокруг полученного видео; если они обнаружат событие, всплывающее в социальных сетях, они автоматически сканируют кадры по базе данных, чтобы убедиться, что видео было действительно новым.

Если исходные кадры оказались уникальными, тогда журналисты могут пойти дальше, используя Google Earth и Google Maps, чтобы определить различные ориентиры. Они должны проверить видео на соответствие местным метеорологическим условиям, чтобы тени лежали в нужном месте, а ветер дул в правильном направлении. Затем они обратятся к экспертам по местным языкам и диалектам, а также к тем, кто поможет выяснить, что за сирена звучала на заднем плане, и проанализировать, какие боеприпасы использовались в кадре. Когда видео проверено и получило статус подлинного, команда связывается с загрузившим его человеком, чтобы проверить его и получить права на использование видео. «Все это происходит очень быстро», – подчеркивает Рахул.