Нассим Талеб - Одураченные случайностью

Подобно Паскалю, я заявляю следующий аргумент. Если наука статистика может приносить пользу мне в чем-нибудь, я буду её использовать. Если это таит угрозу, то - не буду. Я хочу взять лучшее, что прошлое может дать мне, но без его опасностей. Соответственно, я буду использовать статистику и индуктивные методы, чтобы делать агрессивные ставки, но я не буду использовать их, чтобы управлять моими рисками и выдержкой. Удивительно, но все выжившие трейдеры, которых я знаю, кажется, делают то же самое. Они торгуют на идеях, основанных на некотором наблюдении, (которое включает и прошлую историю) но, подобно попперианским ученым, они удостоверяются, что стоимость их неправоты является ограниченной (их вероятности не получены из данных прошлого). В отличие от Карлоса и Джона, они знают, перед тем, как применять стратегию торговли, какие события доказали бы неправоту их догадки и учитывают это (вспомните, что Карлос и Джон, оба использовали прошлую историю, чтобы делать ставки и измерять их риск). Тогда, они закончили бы свою торговлю. Это называется стоп-лоссом, предопределенным пунктом выхода, защитой от черного лебедя. Я нахожу, что это редко используется на практике.

Наконец, я должен признать, что написание части I, которая посвящена проницательному гению Солона, имело чрезвычайный эффект на мое мышление и мою частную жизнь. Состав части I сделал меня даже более уверенным в моем отходе от средств информации и моем дистанцировании от других членов делового сообщества, главным образом от других инвесторов и трейдеров, у которых я вызываю все большее неуважение. В настоящее время я наслаждаюсь классиками, ощущение, которого я не чувствовал, начиная с детства. Мой разум, избегая загрязнения новостями, позволил мне уклоняться от бычьего рынка, который преобладал в последние 15 лет (и профессионально извлекать выгоду из его падений). Теперь я думаю о следующем шаге: восстановить малоинформационный и более детерминированный старый мир, скажем, девятнадцатого столетия, но в то же время, извлекать выгоду из некоторых технических достижений (типа двигателя Монте-Карло), всех крупных медицинских достижений и достижений социального правосудия нашего времени. Для меня это было бы лучшее изо всего. Это называется эволюцией.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Обезьяны за пишущей машинкой - выживание и другие пристрастия

Если вы поместите бесконечное число обезьян перед (крепко сделанными) пишущими машинками, и позволите им хлопать по клавишам, есть уверенность, что одна из них выдаст точную версию Илиады. При более глубоком рассмотрении, эта концепция может быть менее интересной, чем могло показаться сначала: такая вероятность очень низка. Но сделаем еще один шаг в рассуждениях. Когда мы нашли такого героя среди обезьян, будет ли какой-либо читатель ставить свои сбережения на то, что эта обезьяна написала бы затем Одиссею!

В этой истории, второй шаг является самым интересным. Насколько прошлые достижения (здесь печатание Илиады), могут быть уместны в прогнозе будущих результатов? То же самое применимо к любому решению, основанному на прошлых результатах, и полагающемуся на признаки прошлого временного ряда. Подумайте об обезьяне, стоящей у вашей двери с её внушительными прошлыми результатами. Эй, он написал Илиаду. Быстро, заключите с ним контракт на продолжение.

Главная проблема с выводами, в общем, состоит в том, что те, чья профессия состоит в том, чтобы получать заключения из данных, часто попадают в ловушку быстрее и с большей уверенностью, чем другие. Чем больше данных мы имеем, тем вероятнее, что мы должны утонуть в них. Здравый смысл людей с подающим надежды знанием законов вероятности, должен базировать принятие им решений на следующем принципе: очень маловероятно, чтобы кто-то значительно и последовательно преуспевал без правильного выполнения им чего-либо. Поэтому отчеты о сделках стали значимыми. Они обращаются к правилу вероятности для такого успешного пробега и говорят, что если кто-то выполнял работу лучше, чем остальные в прошлом, тогда есть большой шанс для его лучших результатов, чем у толпы в будущем - и значительно больших при этом. Но, как обьино, остерегайся обывателя: маленькие знания вероятности могут вести к худшим результатам, чем отсутствие знаний вообще.

Это зависит от числа обезьян

Я не отрицаю, что если кто-то действовал лучше, чем толпа в прошлом, то есть предположение о его способности добиться большего успеха в будущем. Но предположение могло бы быть слабым, очень слабым, почти бесполезным в принятии решения. Почему? Поскольку все зависит от двух факторов: случайного содержания его профессии и числа обезьян в действии.

Начальный размер выборки имеет большое значение. Если бы в игре задействовалось пять обезьян, я был бы сильно впечатлен автором Илиады, вплоть до подозрения, что он есть реинкарнация древнего поэта. Если бы был миллиард миллиардов обезьян, я был бы поражен меньше — фактически, я был бы даже удивлен, если ни одна из них не напечатала бы никакой хорошо известной, (но неспецифической) работы, просто наудачу (например, Мемуары моей жизни, Казановы). Можно ожидать, что одна обезьяна обеспечит нас даже Землей в равновесии, бывшего Вице-президента Эла Гора, возможно, лишенную банальности.

Эта проблема входит в деловой мир более злобно, чем в другие слои общества, вследствие высокой зависимости от случайности (мы уже обругали контраст между зависимым от случайности бизнесом и стоматологией). Чем больше число бизнесменов, тем больше вероятность, один из них взлетел, как ракета, только благодаря удаче. Я редко видел, чтобы кто-то считал обезьян. Аналогично, немногие считают инвесторов на рынке, чтобы вычислять вместо вероятности успеха, условную вероятность успешного пробега при данном числе инвесторов в действии, при данной рыночной истории.

Вредная реальная жизнь

Есть и другие аспекты в проблеме обезьян; в реальной жизни другие обезьяны - не исчисляемы, оставляя только видимых. Они глубоко скрыты, поскольку можно видеть только победителей - это естественно для тех, кто не сумел исчезнуть полностью. Соответственно, можно видеть оставшихся в живых, и только оставшихся в живых, что создает ошибочное восприятие шансов. Мы не откликаемся на вероятность, но откликаемся на оценку её обществом. Как мы видели на примере Неро Тулипа, что даже тренированные вероятностью люди, откликаются неразумно на социальное давление.

Этот раздел

Часть I описывала ситуации, когда люди не понимают редкое событие и, кажется, не принимают ни самой возможности его появления, ни страшных последствий такого появления. Она также излагала мои собственные идеи, те из них, которые, видимо, не были исследованы в литературе. Но книга о случайности была бы не полной без представления о возможных склонностях, которые можно было бы иметь, помимо деформаций, вызванных редким событием. Содержание части II более прозаическое; я быстро опишу совокупность пристрастий случайности, как следует из обсуждений в избыточной теперь литературе по этому предмету.