Хорошее настроение: Руководство по борьбе с депрессией и тревожностью. Техники и упражнения - Дэвид Бернс
На следующий день Джед столкнулся с Терри. Терри первым начал разговор и заметил, что вчера было очень весело. Поскольку Джед был трезв, он уже не чувствовал себя таким же раскованным и беспечным, как после пары бокалов. Он занервничал и застеснялся. Стоял, уставившись в пол, и бормотал что-то в ответ, надеясь, что Терри не заметит, как он взволнован.
С тех пор Джед, сталкиваясь с Терри, всякий раз паниковал, а его сердце начинало бешено колотиться. Он старался избегать Терри, а при каждом разговоре с ним делал вид, что ему неинтересно. Терри несколько раз пытался завязать с ним дружеские отношения и предлагал встретиться, но Джед всегда отказывался. Постепенно они все больше и больше отдалялись друг от друга. Терри начал водиться с «крутой» компанией, и они стали реже видеться.
Джед сказал, что это не единственный такой пример, а типичный для его отношений с друзьями. Он сказал, что возвел Терри на пьедестал и смотрел на него снизу вверх, а потом ощутил сильнейшее давление из-за необходимости соревноваться с ним и доказывать, что он ему ровня. От этого Джед сделался крайне тревожным и растерял остатки уверенности в себе.
История Джеда показывает, как работают некоторые из описанных ранее вредных установок, которые ведут к социальной тревожности. Ему кажется, что он должен производить на других впечатление и играть спектакль, чтобы его любили. У него стереотипное представление о правильном, социально приемлемом поведении, и он уверен, что тревожность – это нечто стыдное и неприличное. Он убежден, что приятели не примут его таким, какой он есть. Джед постоянно носит маску, искусственное «я», и демонстрирует это социальное «я» миру в надежде, что его полюбят. Из-за этого он живет в вечном напряжении и ужасе, что кто-то обнаружит, какой он на самом деле, и увидит его неприемлемое «я», прячущееся за маской.
Я предложил Джеду рассказать Терри обо всем и объяснить, почему он вел себя так отчужденно: потому что он хотел бы дружить с Терри, но при этом нервничал в его компании. Возможно, если Джед даст понять, что восхищается Терри, но ему иногда некомфортно рядом с таким безупречным человеком, это растопит лед между ними. Джед решительно отказался: «Господи, да никогда в жизни!» – и пояснил, что студенты не занимаются такими глупостями. Если бы он ляпнул такое – хотя, конечно, ни за что этого не сделает, – то Терри назвал бы его «тряпкой». Это и был самый большой страх Джеда: а вдруг Терри узнает, что он нервничает и тревожится?
Реакция Джеда типична для большинства моих пациентов, страдающих социальной тревожностью. У него крайне жесткие представления о «правильном» и «неправильном» социальном поведении. Он твердо убежден, что открытый разговор о чувствах социально неприемлем. Не на такую помощь рассчитывал Джед! Он надеялся, что я научу его убирать тревожность, чтобы он почувствовал себя «крутым», спокойным и уверенным в себе – как тогда, в состоянии опьянения.
Обратите внимание на противоречие в просьбе Джеда. С одной стороны, он говорит: «Помогите мне развить самооценку». А с другой – «Ах да, и сделайте из меня другого человека. Помогите мне стать той маской, которую я ношу. Не просите меня принимать себя таким, какой я есть! Мое истинное "я" ничего не стоит. Настоящие мужчины не нервничают!»
Джед хочет верить, что его истинное «я» – это тот веселый, обаятельный, абсолютно уверенный в себе парень, который так всех впечатлил, когда напился. Ему кажется, что нервное, нерешительное существо, которое живет в его теле, – не он сам, а какой-то Чужой. Застенчивый, неуверенный в себе Джед – это нездоровая, искаженная копия истинного «я», умственно неполноценный близнец, которого нужно прятать за запертыми дверями.
Джед мог бы перерасти (во всяком случае частично) свою социальную тревожность, решившись открыться людям. Вместо того чтобы нервничать, тревожиться и держать в себе все свои чувства, он мог бы рассказать о них другим. Это может быть очень полезно. Если вы страдаете от социальной тревожности, то, возможно, вы отреагируете как Джед – будете отказываться от использования этой техники из-за «эмоционального перфекционизма». Возможно, вам кажется, что нервозность и неуверенность в себе – это стыдно. Такая установка лишь усиливает тревогу, потому что вам приходится нести двойную ношу: тревожность и необходимость ее скрывать.
Мы с Джедом все больше и больше разочаровывались друг в друге, потому что у нас были разные цели. Он не хотел отказываться от своего стремления стать «крутым». Все, чего он требовал от меня, – научить его, как производить впечатление на других мужчин и как завоевывать женщин. Я же хотел, чтобы он принял себя как живого человека и смог признать свои чувства без стыда и ущерба для самооценки. Я убеждал Джеда признаться друзьям, что иногда он нервничает, но он не поддавался. Говорил, что лучше умрет. Я не возражал против его цели – почувствовать себя более комфортно и уверенно, но у меня не было ни тени сомнения, что он полагается на неверный подход.
На одном совещании моя ассистентка Ретта Бендер рассказала мне, что всякий раз, когда Джед приходит на сеанс и ждет в приемной, он строит из себя «крутого» и много болтает. «Джед кажется приятным человеком, – заметила она, – но он всегда как будто пытается произвести на меня впечатление, и мне от этого некомфортно».
Я понял, что, видимо, точно так же Джеда воспринимали и одногруппники: вот почему у него не было среди них близких друзей. На следующей встрече я передал Джеду слова Ретты и сказал: «Знаешь, Джед, мне кажется, ты ей нравишься, но ты сам ее отталкиваешь. Ты пытаешься быть таким крутым, таким особенным. Но на самом-то деле большинство людей не чувствуют себя "крутыми". Ты как будто пытаешься казаться лучше всех остальных. Я хочу, чтобы ты знал, что мне это неприятно, меня от этого тошнит, и я не могу отделаться от этого ощущения. Могу поспорить, у большинства твоих знакомых точно такое же отторжение!»
После этого повисло долгое, мучительное молчание, и мне стало очень неловко. Я был убежден, что перешел черту и повел себя непрофессионально, слишком агрессивно. Но… внезапно даже поза Джеда как будто изменилась. Он опустил голову и сказал: «Я понял, что вы пытаетесь донести». Потом он поблагодарил меня за то, что я честно высказал свои чувства: теперь он увидел, почему это так важно – говорить то, что думаешь и чувствуешь. «Это был наш лучший сеанс», – признался Джед и спросил, почему я так долго тянул и не говорил
