Меняющий - Алекс Байхоу
Эти две прогулки несомненно их сблизили, а также благотворно повлияли на их отношения в рамках университета. На публике Ингрид по-прежнему не проявляла каких-либо эмоций или преференций к Тиму, однако всегда старалась держать его в поле зрения. А когда доводилось встречаться наедине, то они немного переговаривались. Однако при появлении ее коллег или других студентов она надевала непроницаемую маску безразличия к Тиму. Его это не тревожило, наоборот, он был очень вдохновлен тем фактом, что они сблизились за время их прогулок, и возникшим взаимным интересом.
В последующий месяц Тим не посещал занятия. Он уехал навстречу очень важному в своей жизни событию. Обстоятельства этой поездки могли показаться окружающим более чем необычными, поэтому Тим не афишировал университетскому сообществу детали своего отсутствия.
Все знали, что он отправился в путешествие в очень колоритное и по-своему первобытное место. Это было удаленное селение, со своей культурой и сохранившимися с давних времен традициями. Но истинную причину поездки Тим не озвучивал никому.
Все началось в раннем детстве Тима. Было теплое, солнечное и яркое лето, он целый день, как обычно, провел с друзьями, играясь на улице, у него было отличное настроение. Вечером он лежал в своей постели и отходил ко сну. Вдруг он всем своим телом плавно оторвался от поверхности кровати и поднялся в воздух на треть метра. На следующий день его полет перед сном повторился. Первые два раза это происходило самопроизвольно и именно перед сном. В последующие дни он уже настолько привык к этим ощущениям, что мог сам распознавать моменты, когда он мог сам подниматься в воздух и контролировать полет. Он даже продемонстрировал это своим друзьям. Он взялся одной рукой за ствол обломленного деревца, которому так и не суждено было вырасти во дворе, и с легкостью, словно играючи, поднялся в воздух. Друзья, конечно же, попробовали проделать тоже самое, но у них ничего не получилось. Они восприняли это как фокус и благополучно забыли про это. Самому Тиму это воспринималось как что-то обыденное, и он не придавал этому большого значения. В один из вечеров он рассказал об этом родителям, что, мол, он каждый вечер летает перед сном. Они ему сказали, что это невозможно, но все же пошли проверить. Однако у него уже не получилось взлететь, как бы он ни пытался. Не получилось и на следующий день, больше вообще никогда не получалось.
Спустя много лет Тим ни на мгновение не забывал этот случай в далеком детстве. Он служил ему постоянным напоминанием того, что человек способен на что-то большее, и что эти знания и способности естественны. Ведь он был маленьким мальчиком, у него не было наставников, специальных книг, написанных заумными словами, ему даже никто не говорил, не показывал, не давал идеи, что так вообще можно делать, он не видел примера. Он просто брал и взлетал без смыслов, целей, причин.
Эти полеты прекратились или из-за силы слов близких людей, которым он доверял, или по другим, непонятным на тот момент, причинам. Это больше не имеет никакого значения, важным осталось то, что этот опыт полетов постоянно вел Тима по жизни. Поиски полученной и скоротечно утраченной когда-то в детстве способности стали символом его юности и становления как личности в целом. Он считал, что поняв механизм их работы, человеку открывается доступ к сути мироздания и человека, как его неотъемлемой части. Он прочитал почти все, что было доступно по этой теме в его время. Испробовал все практики медитаций и целебных гимнастик. Серьезно увлекался восточными единоборствами и философией. Постоянно экспериментировал со своим телом посредством физических нагрузок, закаливания, диет и голодания. Несмотря на экспрессивный характер, Тим любил подолгу находиться в одиночестве, а точнее гулять, погрузившись в свои размышления. Причем он так глубоко задумывался, что не сразу адаптировался при возвращении обратно в реальность. А мог также чем-то активно заниматься и потом впасть в глубокую задумчивость.
Его навязчивой идеей было уйти в отшельничество, хотя бы на время, чтобы узнать себя самого получше, разгадать тайну его левитации в детстве и раскрыть заложенный в нем мирозданием потенциал. Он колебался между монастырем или просто жизнью в дикой природе. Однако при детальном рассмотрении выбора, он понимал, что ни то, ни другое ему не гарантирует благоприятной среды для просветления. Он понимал, что ему нужен наставник или хотя бы пример, или просто знак, что он идет в верном направлении.
В архивах в разных источниках он нашел упоминание об одном старце, который ведет уединенный образ жизни в горных лесах. Несмотря на затворничество, к нему не зарастала народная тропа. Люди приходили к нему излечиться от душевных и телесных ран, узнать будущее, спросить совета.
Тим стал целенаправленно узнавать об этом человеке и решил непременно с ним встретиться. Он узнал, где находится селение, в котором он живет, собрал необходимые средства и отправился в путь.
Тим очень быстро нашел дом целителя и провидца, так как в селении все его знали. Его дом находился в двух часах ходьбы по горно-лесистой тропе, которая была к тому моменту хорошо протоптана. Тропинка вела точно к дому, который был обнесен низкой изгородью, которая служила больше украшением, чем защитой. Дом состоял из одного этажа с плоской крышей. Участок земли перед домом был аккуратно засажен всевозможными культурами, ягодами, растениями и травами.
Тим постучал в калитку. Из дома вышел совсем не старец, как изначально представлял себе Тим – старик с длинной белой бородой, посохом и другими атрибутами мудреца-отшельника. Это был, действительно, уже старших лет человек. Судя по данным, которые нашел Тим, ему должно быть минимум 90 лет, однако он выглядел не более, чем на 60. У него было активное и физически развитое тело, седые, коротко стриженные волосы. На лице хоть и были морщины, но кожа была эластичная, гладкая и с румянцем поверх легкого загара. У него были насыщенные, светло-голубого цвета глаза. Он был в простой, не сковывающей движения одежде из тонкой, мягкой, хлопковой ткани: удобные штаны и кофта с глубоким вырезом и короткими рукавами. На ногах были сандалии на тонкой подошве и с аккуратненькими ремешками. Его лицо не выражало какой-либо определенной эмоции. От него веяло глубочайшей безмятежностью.
