Гаятри и Васяня под крылом московской «тантры» - Лю Ив
После обеда Бурмистров снова стал смотреть на «пентаграмму».
– Надо бы поискать в интернете, чего она означает, – проплыла, было, вялая мыслишка. В другие времена он бы накрепко вцепился в такое задание, но не теперь. Василий чувствовал, что не может ничего искать насчёт этой дурацкой «пентаграммы». Вот прямо – хоть стреляй, но внезапно одолела такая усталость… и… надоело всё до чёртиков.
– Ну чего ещё ему от неё надо? Ну прислала, и что? – Чёрт с ней, с Розкой, на самом деле! Не лучше ли просто поспать после сытного обеда?
И… – вместо запланированного просмотра «Чёрной смерти» – Васяня попросту уснул… и проспал до пяти вечера. А проснулся, когда рядом затрещал телефон.
Он схватил трубку и – много более резко, чем требовалось – прокричал:
– Алло! Алло? Алло!!! Ну, чего там ещё? Алло!
В трубке не слышалось ничего, кроме шорохов.
– Какого чёрта! – выругался он гневно, разозлившись! Сами же разбудили, а говорить не хотят… Вот скоты!
Беспринципное молчание злило не на шутку. Василий постучал костяшками пальцев по той части трубки, куда только что выругался – для верности, как если бы в дверь избушки, чтобы открылась – после чего снова поднёс её к уху, послушал – прошипел «тупые дятлы» и нажал «отбой».
Вскоре Бурмистров поднялся, прошёл к коробке и притащил её на кровать.
Снова достал носок… – понюхал, улыбнулся – извлёк откуда-то из дебрей ящика бельевую прищепку и… навесил носок на люстру.
После этого сел в кресло и стал любоваться висящим у потолка носком. Просидев так – уставившись в одну точку и ничего не думая – не менее получаса, он захотел в туалет.
Справив малую нужду и на обратном пути заглянув к бабке: Клара Адольфовна спала – Бурмистров вернулся к себе, остановился у двери и… – опять заторможено уставился на носок: свисающий с люстры, тот даже не качнулся! И ровно ни о чём не говорил.
Васяня трижды дернул носом, – наклоняя голову набок, – посмотрел внимательно ещё раз, и… трижды пролаял:
– Ав, ав, ав! – Гы, гы… – дура!
Часть четырнадцатая
В чём же дело?
«Сунь хуй в чай и вынь су хим…» – снова и снова вертелась в голове надоевшая до оскомины фраза. Бурмистров, в который уже раз, попытался собрать мысли «в кучку». Но увы – они расползались, как сбегающее тесто. Постоянно и бессмысленно выскакивали в мозгу обрывки фраз и дурацкие слова: «гипноз», «волосок», «ногти», – сосредоточиться ни на чём не удавалось. Что-то с ним было не так. Что-то никак не восстанавливалось.
Начиная с того самого дня, когда он встретился с Розкой около Пушкина, ему никак не удавалось вернуться в прежний ритм жизни.
Дело дошло до того, что Васяню отправили в отпуск, потому что на работе сосредоточиться он тоже больше не мог. И это очень быстро просекли. Попытались выяснить, чего случилось, но… – ведь не случилось ровно НИЧЕГО?!! – Вот в чём заключалась злорадная, скотская правда жизни! Васяня и сам никак не мог взять в толк, что же такое с ним произошло. И спросить, главное, было не у кого!
Даже Козинцев, как на грех, смылся в деревню. – Кто у него вообще-то в деревне жил? – Не упоминал ведь ни разу, мерзавец! Но вдруг испарился, подсунув записку под дверь. И когда объявится – хрен его знает! На звонки не отвечает…
Самойлова тоже ни разу не объявилась. Все суки как вымерли! Одному ему теперь расхлёбывай!
Чего «расхлёбывать» – Васяня тоже не знал.
Всё было по-прежнему, но одновременно всё НЕ ТАК! Даже почти никогда не болеющая бабка, и то – блять! – расклеилась полностью! Хоть ко врачу веди! Она вообще теперь отказывалась вставать: цветками своими обставилась вокруг кровати и лежит – мумия неподвижная! Жаловаться даже перестала. Ну и чего ко врачу вести, если она больше ни на что не жалуется? Ничего вообще не говорит…
Но не в бабке дело. Подумаешь, заболела! Ей уже давно нужно было болеть да помирать, и так уже, слава Богу – скоро семьдесят четыре! Зажилась, сколько ж можно!
– Так в чём же дело? – в сотый, наверно, раз (только за последний день) спрашивал себя Васяня. И снова мозг метался в черепной коробке загнанной в клетку зверушкой, не находя ни единого ответа.
Он попробовал в очередной раз представить, как найдёт Розку и выскажет всё, что о ней думает. Но ничего не получалось: на месте Розки он видел то пистолет, который «под подушкой», то спину матери, когда она кокетливо оборачивается к своему трахалю, то вообще уж – не пришей кобыле хвост! – рожу и глазки Бомжихи, пока она лыбится с письмом в руках, стоя на пороге его квартиры. Короче: невольно представлялось любое дерьмо, но Розку – будто из памяти вычистило! Он даже не мог вспомнить её бляцкую морду!
– Ну и как это можно объяснить? – спрашивал Васяня молчаливые стены.
***
Неожиданно для себя, Василий стал пить. Но, что самое интересное – Бурмистров не хмелел. Состояние его от спиртного совершенно не менялось: как было невнятно-мутным, таким и сохранялось.
В очередной раз он набрал номер Козинцева. Трубку снова никто не снял, и автоответчик в который уже раз прогундосил, что оставить запись не представляется возможным в связи с переполненным мейл-боксом.
Василий тупо смотрел на стену и думал… И снова – наверно в сотый раз, словно заезженная пластинка – вернулась эта дурацкая фраза: «сунь хуй в чай и вынь су хим».
– Вот так и сходят с ума, – внезапно подумал Васяня и заплакал.
Часть пятнадцатая
Ночной кошмар
Сколько он проспал, сидя в кресле напротив компьютера – Бурмистов не знал: может, полдня, а может и два дня. Ноги затекли, а ощущение времени удивительным образом исчезло. За окном стояла плотная темнота. Пошевелив мышкой, молодой человек вгляделся в монитор. Компьютер не реагировал. Включив его заново и подождав пока появится картинка, Бурмистров стал припоминать, какое число в последний раз видел в углу монитора, не вспомнил…
– Совсем раскис, – подумал Василий.
Обессиленное состояние держалось уже более двух недель. На работу он всё ещё не ходил. Теперь он экономил силы и выполнял только самое необходимое: выпивал, ел сам и старался кормить бабку – та почти совсем перестала есть, иногда лишь выходил за хлебом, молоком и спиртным, и пытался отдыхать, уставившись в телек или в
