Больше чем счастье. Японская философия благополучия - Скотт Хаас

Сформулированная проблема – это уже не проблема, а вызов. Задача. И, что более важно, вы все вместе над этой задачей работаете. Это означает, что вы открыты к диалогу, вы слушаете друг друга, вы понимаете позицию друг друга, а возможно, и принимаете ее, либо вырабатываете какую-то общую позицию.

Когда этот способ не работает и ситуация заходит в тупик, можно применить еще одну объединяющую, а не разъединяющую тактику и спросить: «Как бы вы поступили на моем месте?»

Если разговор предваряется вопросом и ведется медленно, основательно, с проявлением внимания и эмпатии, человек, с которым у вас возник конфликт, может понять вашу точку зрения. Возможно, он и не предложит устраивающее вас решение, но, по крайней мере, лед тронется. А когда этот человек поставит себя на ваше место и скажет, как бы он поступил, вы лучше поймете его точку зрения.

И наконец, третий вопрос, помогающий найти решение: «Вы когда-нибудь сталкивались с подобной проблемой?» Скорее всего, ваша проблема не является уникальной, и другие люди вполне успешно с ней справлялись. Пообщайтесь и узнайте их подходы.

Я позаимствовал у японцев три принципа принятия верных решений:

подумайте о том, как это решение отразится на других людях;

подумайте о том, не будет ли лучшим решением пока ничего не решать;

осознайте свои мысли и эмоции, влияющие на это решение.

Решения, основанные на взаимодействии и взаимопонимании, снижают стресс и избавляют от одиночества. Социальные психологи Дэвид Кресвелл и Эмили Линдсей, изучавшие феномен одиночества и его влияние на психику, пришли к выводу, что «субъекты, обучение которых включало практику принятия и равноценности в отношениях, значительно улучшали свою социальную жизнь».

Принятие других людей и осознание боли, которую они испытывают, – вот что помогает сделать правильный выбор.

Глава четырнадцатая

«Читайте воздух»

Синдзи устроился в кресле лаунж-зоны на верхнем этаже шикарного отеля с видом на рвы и сады Императорского дворца в Токио. Садится солнце, конец ноября, и я сижу рядом со своим старым другом.

Неслышно, словно из воздуха, возникает официант с парой бутылок пива. Со стороны бара доносится тихое звучание альбома Оскара Питерсона, но, если прислушаться, можно разобрать известную мелодию Гершвина I Was Doing All Right («Я все делал правильно»).

Слегка соприкоснувшись бокалами – Cheers! – мы оба одновременно откидываемся в своих креслах и любуемся панорамным видом из огромного, во всю стену, окна. Вокруг ни души, и, хотя мы видимся в лучшем случае несколько раз в году, ни один из нас не произносит ни слова.

Синдзи – известный кулинарный гид. Весь прошлый день мы провели за едой и говорили тоже в основном о еде: кто приготовил блюдо, откуда оно пришло в японскую кухню, как его съесть и так далее. А вечером я чуть не нарвался на неприятности в новом ресторане, который по последнему писку моды назвали Den («Ден»). Я не мог доесть рис.

«Пожалуйста, съешь весь рис! Уходить, оставив хотя бы зернышко, – значит оскорбить шеф-повара, – прошептал Синдзи. – Я понимаю, что ты наелся, но, пожалуйста, сделай это ради меня. Я здесь завсегдатай и хочу им остаться. Честно говоря, я не сказал бы этого другому иностранцу, но я знаю, что ты поймешь меня правильно. Просто сделай это!»

Сейчас мне многое хотелось бы ему сказать и о многом расспросить, но тишина этого не позволяет.

Я смотрю на Синдзи: на его лице обычная блаженная улыбка. Своими крашеными оранжевыми волосами и большим круглым лицом он напоминает мне Чеширского кота.

Когда я приехал в Японию в первый раз, а это было около двадцати лет назад, такое молчание японцев сбивало меня с толку. Я начинал ерзать. Гадать, что сказать. Думать, что я что-то делаю не так, не понимаю язык тела, не соблюдаю японский этикет.

Теперь я знаю, в чем дело.

Молчание и есть этикет. Элемент этикета. Мы погружаемся в созерцание, вбираем происходящее, улавливаем ласкающее ухо звучание фортепиано, наблюдаем за темнеющим небом. И, что не менее важно, наша давняя дружба делает это возможным и создает атмосферу, позволяющую слиться с окружающим миром.

Поэтому я не удивляюсь, когда минут через двадцать Синдзи произносит: «Как же здесь и сейчас хорошо».

Точно, киваю я в ответ.

Я перебираю в памяти свои самые яркие воспоминания о Японии. Мы с друзьями не раз сидели в тишине, и зачастую это доставляло большее удовольствие, чем разговоры. Каждый раз у меня возникало чувство, что мы только что познакомились – настолько мы были внимательны друг к другу, – и в то же время с годами опыт такого общения становился все более глубоким и значимым.

* * *

Мы с Хиро пьем кофе в салоне его рёкана в разгар японской зимы. Я позавтракал, искупался в горячих источниках и готов провести с ним день, беседуя с фермерами и ремесленниками, поставляющими товары для рёкана – от риса, соевого соуса и яиц до бумаги, художественных изделий, деревянной посуды и палочек для еды. Эти интервью войдут в буклет, который Хиро будет использовать для рекламирования своей гостиницы и предлагать гостям. Я жду, что он озвучит мне план действий – в конце концов, у нас всего пять дней на то, чтобы встретиться с двумя десятками человек.

Но Хиро безмолвствует.

Каждому из нас подали крошечные френч-прессы со свежезаваренным молотым кофе, привезенным с Кубы. Я знаю, что он с Кубы, потому что, пока Хиро безмолвствовал, бариста рассказал мне об этих зернах в таких мельчайших подробностях, как будто они заключали в себе особый, скрытый смысл.

Хироси улавливает мои мысли, смущенно смеется и говорит: «Знаю, знаю, я бываю немного отаку».

Отаку в Японии называют человека, который слишком чем-либо увлекается. Как парень, открывший в Токио крошечный бар Zoetrope с сотнями бутылок раритетного японского виски. Или чудаковатые молодые люди в костюмах любимых персонажей аниме, расхаживающие по району Акихабара.

«Нет, Хироси, – отвечаю я. – Ты не отаку. Ты просто любишь говорить о кофе».

Он слегка кивает и с оттенком иронии произносит: «Спасибо за понимание».

* * *

Хиро снимает свои красивые, в золотой оправе, очки, складывает их (металл издает легкий, почти мелодичный звук) и закрывает глаза. А открыв, очень тихо, почти шепотом говорит: «Прежде чем мы приступим к делу, я просто хочу тебе сказать, как я ценю эту возможность поработать вместе с тобой».

Я знаю весь этот этикетный сценарий, поэтому, выждав секунд пятнадцать и