Обезьяны в бизнесе. Как запускать проекты по лучшим стратегиям Кремниевой долины - Антонио Гарсиа Мартинес
Горячая штучка со стойки регистрации усадила нас в переговорной, и мы начали ждать – нервно, в тишине, не понимая, на что рассчитывать. Вскоре появился Брайан: сияет, прекрасно выглядит, холеный – полный набор венчурного капиталиста. Беллармин (иезуитская школа для мальчиков, как и моя, в Сан-Хосе), Принстон, Morgan Stanley, Google, потом Sequoia. Он источал патрицианскую непринужденность, приправленную намеком на волчью смекалку предпринимателя – может, наигранную, а может, нет. Он выглядел именно так, как того требовал этикет от венчурных капиталистов самого высокого класса. Мы ознакомили его с тем, что на тот момент представляло собой продукт AdGrok (на этот раз презентационная версия работала), с нашей концепцией и возможностями. Он слушал внимательно, временами кивая и задавая релевантные вопросы. Будучи человеком, который занимался «онлайн-продажами и операциями» для Google, он схватывал суть маркетинговых проблем немедленно.
В итоге Sequoia решат в нас не инвестировать – якобы из-за вложений в Kenshoo, конкурирующую компанию из Израиля, которая занималась разработкой аналогичного маркетингового инструмента. В мейле от Sequoia было сказано, что они предпочитают оставлять «чистое пространство» вокруг своих компаний. Это одна из тех истин, которые являются вежливой разновидностью лжи. Как бы то ни было, Sequoia были старательно расторопны и вежливы в коммуникации и даже помогли нам по ходу дела с некоторыми полезными контактами. В венчурном капитале, как это часто случается в жизни в целом, в дураках остаются некомпетентные и неуверенные в себе. Умелые и успешные – не говоря уже о признанных лучшими в своей сфере – планируют свою игру на много ходов вперед. Никогда не знаешь, откуда появится следующий Airbnb.
Инвестиционные банкиры играют в гольф, трейдеры с Уолл-стрит – в сквош, а новое поколение венчурных капиталистов и предпринимателей из числа технологической элиты занимаются кайтбордингом. Эта смесь серфинга и катания на воздушном змее предполагает, что вы забираетесь на плавучий сноуборд, прикрепленный к воздушному змею в форме буквы U и длиной с крыло небольшого самолета. Он так и будет норовить унести вас в страну Нет-И-Никогда-Не-Будет. Как и большинство аристократических видов спорта, этот требует дорогостоящего оборудования и доступа к владениям для избранных. В нашем случае такими владениями часто является Крисси Филд – прибрежный комплекс в самом стремном районе Сан-Франциско, в Марине.
Когда я проплывал там на своем сорокафутовом катере, было ужасно трудно не поддаться соблазну заложить вираж и внедрится в узурпированные кайтбордистами воды, чтобы вытащить оттуда нескольких венчурных предпринимателей. Они катались зигзагами туда-обратно перед крупнейшей естественной аэродинамической трубой в Северной Америке, между яхтой и контейнерным судном. Время от времени один из них уставал или запутывался в тросах воздушного змея и находил себе убежище на буйке. Тогда проходящая мимо лодка спасала насквозь вымокшего представителя технологической элиты от того, чтобы он не утонул или не оказался съеден большой белой акулой, которые иногда подплывали к Золотым Воротам.
Естественно, одно из собраний элиты долины было посвящено исключительно кайтбордингу. Немолодой венчурный капиталист из Charles River Ventures по имени Билл Тай вместе с Суси Май, профи кайтбординга, организовали на Гавайях лагерь для кайтбордистов, остроумно названный «МайТай». Как и все, относящееся к долине, он сочетал в себе некий присущий хиппи трансцендентальный идеализм (организация поддерживала несколько благотворительных учреждений, занимающихся спасением океана), типичную американскую одержимость атлетикой и непримиримую суматоху предпринимательства.
В отличие от восточных яхт-клубов, доступ в которые давало либо право рождения, либо балансовая сводка, доступ в «МайТай» добывался сочетанием социального капитала, персонального бренда и/или неким трудноопределимым привкусом крутизны – он часто проявляет себя как то, что в индустрии принято называть «интеллектуальным лидерством». С учетом всего там происходящего, пока кто-нибудь будет принимать раздаваемую вами альтернативную валюту, вы продержитесь в долине еще один раунд. Я знал парочку присутствующих там, и это были типичнейшие вездесущие игроки долины, образцовые экземпляры этого тесно сплоченного мира: порхали туда-сюда, то отдавая, то получая венчурный капитал; основывая один стартап, консультируя второй или променивая один на другой.
Билл Тай из племени «МайТай» находился в поле нашего финансового зрения. В разгар разглагольствований на Демо-дне я заметил темноволосую фигуру на самом правом краю первого ряда. Я поступил как политик, который выбирает в толпе человека, вошедшего в транс, и обращается лично к нему с целью одновременно отшлифовать свое главное сообщение и сфокусироваться на его донесении до слушателей. Я взял его на прицел – он сам и его яростное ведение заметок послужили моей риторической опорой. Он оказался Джорджем Зачари, партнером Билла Тая по Charles River Ventures. Когда я подошел к нему в самом центре столпотворения после Демо-дня, он пригласил AdGrok провести у них презентацию. Мои ребята в сутолоке Демо-дня тоже сумели добиться приглашения от Билла, его партнера.
Я ринулся в презентацию. На тот момент этот процесс уже был похож на то, будто винтажную куклу потянули сзади за веревочку – монолог разворачивался свободно, ведь исполняли его уже в сотый раз. После того как я отбил атаку обычных вопросов, Билл Тай, сидя ровно напротив меня, сурово посмотрел мне в глаза.
– Но что, если Microsoft вмешаются и захотят купить вас за пятьдесят миллионов? Продадите?
Этот вопрос уничтожил проторенный сценарий в моей голове. При мысли о том, что Microsoft купили бы троих ребят и несколько строчек кода Ruby за сумму, равную пятерке с семью нулями наличными, я ощутил начальные позывы к хихиканью. Подавленное моим суперэго, оно проявило себя в виде ухмылки.
– Ну, Билл… Знаешь… Мы тут пытаемся выйти на огромный рынок… Ха!.. И решить проблему последней мили Google…
Проклятая ухмылка не сходила, как бы я ни старался, и хихиканье еле удерживалось под ее поверхностью – оно было водой, готовой вот-вот закипеть.
– На самом деле… Мы хотим добиться большего, чем получить пятьдесят миллионов… И потом, кто же хочет работать в Microsoft… Ха…
А вдруг кто-то из них из Microsoft? Черт.
Я не мог думать об их резюме и в то же время сдерживать хихиканье.
ОТВЕТ НЕВЕРНЫЙ, ПРИДУРОК.
По комнате пробежал холодок. Я помолотил бессвязный бред с неконтактной гримасой на лице и, в конце концов, сдался.
– Что ж, мы тут обычно принимаем решения быстро, так что ждите мейл к вечеру, – наконец произнес Зачари, и мы пожали друг другу руки на выходе.
E-mail, как и обещано, пришел вечером. Он был коротким и милым: «нет». Однако вопрос Тая о продаже оказался пророческим.
Когда я сошел со сцены Y Combinator в Демо-день, по наши души немедленно подошли два инвестора. Одним из них был уже упомянутый Крис Сакка, вторым – Бен Нарасин. Он механическим движением выскочил из скученных рядом инвесторов и потрусил ко мне, пока я спускался вниз со сцены. Стоя несколько неуклюже возле входа в YC, я изложил ему пространную версию нашей презентации. Он внимал ей с сосредоточенным вниманием, сопровождаемым импульсными стаккато вопросов – безошибочный знак искреннего интереса со стороны инвестора.
Нарасин был стройным и тонкокостным, с яркими голубыми глазами за белыми очками в круглой оправе и с волнистыми коротко стриженными волосами. Он носил рабочую униформу: застегнутая на все пуговицы рубашка, брюки белые или цвета хаки, ремень с ползунком (наподобие тех, что носят скауты) с маленькими якорями на нем и – непременно! – топсайдеры Sperry, синие, носков под ними нет. За все те месяцы, которые мы проведем вместе, я так и не увижу его ни в чем ином.
Судя по
