Метафизика возникновения новизны - Иван Андреянович Филатов
Иначе говоря, под поверхностью такого понимания, понимания, прошедшего через всю метафизику, был скрыт механизм формирования самой идеи в виде структуры (комплекса) сущих и возникновения из этой структуры нового искомого сущего. И было бы напрасным винить Платона в том, что он не вскрыл структуры идеи и не обнаружил в ней способ создания нового сущего (подручного средства, вещи), «образцом» которого она является. В том-то и дело, что, не имея представления о структурно-функциональном составе идеи и о том, как из ее смысла формируется новое сущее, достаточно трудно увидеть в идее – как образце вещи (Платон) – саму вещь в своем материальном (подручном) воплощении. (Спасибо Платону хотя бы за то, что он «связал» идею с вещью и тем самым намекнул на то, что возникновение последней каким-то неуловимым образом взаимосвязано с возникновением идеи. Но, как оказалось, уловление столь таинственной связи пришлось «не по зубам» всей послеплатоновской философии).
Так что понятие идеи, «заневоленное» Платоном под «образец», так и прошло через всю метафизику в виде того, что не только трудноуловимо, но и далеко отстоит от вещей реального мира. Так, например, для Декарта идея – это
«все то, что непосредственно воспринимается умом»35.
Для Канта идея – это
«необходимое понятие разума, для которого в чувствах не может быть дан никакой адекватный предмет»36.
Хайдеггер же, вообще, обходит вниманием вопрос, как методологически возникает сущее и как Бытие причастно к этому возникновению: именно к возникновению, а не к существованию, присутствованию. А это ведь основной вопрос метафизики, поскольку в нем вся суть и взаимоотношений и разделений Бытия и сущего.
Кстати сказать, не отсюда ли растерянность Хайдеггера, когда он во «Введении в метафизику» не раз задается вопросом, «Где … прячется бытие мела?», но так и не отвечает на него, а ограничивается, во-первых, описанием физических параметров кусочка мела, а во-вторых, констатацией того, что он «есть» здесь, но его и не может быть здесь. Странно, конечно, что Хайдеггер, имея вполне ясное представление о том, что древнегреческая φυσιζ есть:
«первое и существенное наименование самого сущего, и к тому же сущего в его целом. Для них (для греков – И. Ф.) сущее есть то, что возникает и проявляется самобытным образом, будучи ни к чему не принуждаемым, то, что возвращается в себя самое и исчезает: возникающее и в себя возвращающееся властное свершение»37,
так и не пришел к пониманию идеи, как того тарана, который открывает всегда запертые врата Бытия, те врата, которые ведут из мира Хаоса (Ничто-сущего) в мир упорядоченного существования, то есть в мир не-сокрытости, а-летейи.
И, конечно же, это пресловутое «есть» («быть») сыграло незавидную роль в становлении метафизики, о чем у нас речь шла уже не раз. Это оно стало той незаметной «стрелкой», которая, если и не пустила под откос, то направила в тупик едва начавший формироваться и курсировать состав метафизики.
п. 2. Идея, сущее, его сущность, вещь: механизм «превращения» идеи в вещь
И все же, если мы попытаемся ответить на основной вопрос метафизики, почему возникновение идеи, являющееся стержнем процесса Бытия, так и не было должным образом взаимосвязано с появлением сущего, то есть с тем, что находится в фундаменте мира существующего, так вот, если мы попытаемся вникнуть в саму суть этого вопроса, то можно предположить следующее. Как мы уже упоминали выше, досократовская мысль «схватила», что «сущее есть». То есть «есть» вещь уже сформированная, а значит, существующая для исполнения своей природной функции. Но досократики так и не задались вопросом возникновения этого сущего, они только отметили факт самовозникновения и самовозрастания (φυσιζ) сущего и явления его из потаенности (леты) в непотаенность (алетейю). И ближе всех к пониманию того, на каком пути надо искать источник возникновения нового сущего, подошел Гераклит со своим «исконным сосредоточением» на том, что является в наше сознание и суть чего мы должны раскрыть, чтобы получить новое знание (см. Раздел 10.2). А является в наше сознание, конечно же, идея, представления о которой еще не было у досократиков (за исключением Демокрита, полагавшего за идею неделимое материальное первоначало).
Вот здесь-то и появляется Платон со своей гениальной теорией припоминания того, что видела душа, будучи в занебесном мире (до момента своего рождения). Но опять же, видела она то, что Платон назвал идеей. И его теория припоминания появилась не на голом месте и не беспричинно. Тем объектом, который нуждается в припоминании, является спонтанно проникший в наше сознание смысл идеи, тот смысл, который, показавшись там на мгновение ока, исчез, оставив всего лишь след своего пребывания. Вот этот след есть тот объект, который является предметом припоминания. А само припоминание является ничем иным как раскрытием смысла ранее явившегося смысла идеи и, одновременно, фиксацией этого смысла в каких-либо словах, знаках, символах.
Причем, следует отметить один весьма примечательный момент. Платоновское припоминание является как две капли воды схожим с гераклитовским «исконным сосредоточением». И то и другое есть уловление смысла неизвестно откуда и как явившейся идеи, то есть того «сгустка» смысла, который, в первую очередь, необходимо раскрыть и зафиксировать, а во вторую очередь, обнаружить то искомое сущее, которого нам не хватает и которое надо создать внове. Вот здесь два гения Античности – независимо один от другого – напали на след того, откуда возникает сущее. Но, кроме того, напали они и на след того, что само возникновение сущего в интеллекте человека является его (человека) Бытием. Без операции интеллектуального сосредоточения на внове явленном смысле, без припоминания того, что якобы видела душа в занебесной сфере, без всего этого, ни о каком Бытии не могло быть и речи. Только человек является тем существом, которому присуще Бытие, поскольку только он, наравне с Природой, наравне с социумом способен на создание новизны, то есть способен на творческие акты.
Так что введением понятия идеи в философский обиход Платон попытался найти тот исток, из которого возникает все сущее (вещь). Но гениальная догадка Платона вместо того, чтобы пойти по пути раскрытия структуры, сущности (смысла) и предназначения идеи вдруг взмыла ввысь в занебесную даль существования, того существования, воспоминание о котором (по Платону) являет нам всего лишь
