Вообрази свой мир! Из жизни гениев и психов - Владимир Алексеевич Колганов
Так что теперь, прикажете молчать? Или страницу за страницей крапать, вынося на суд читателей всё то, что нашептал мне Он? Если бы один к одному всё под его диктовку написал, ничего не переделывая, была бы скучная мелодрама с обилием интимных откровений и эротических подробностей. Такой, знаете ли, гламурный роман на потребу не слишком просвещённой публике. Ему только этого и надо, он в этих делах большой специалист. В конце концов, пусть думает, что я записываю всё, что он сказал, разочаровывать не стану. На самом деле, мы соавторы. И если он позволит себе что-то лишнее, я тут как тут, подправлю, подчищу, доработаю. Я вовсе не обязан писать то, что он пытается мне навязать. Иногда ему так и говорю, мол, это дело не пойдёт, что он не прав. Мне даже кажется, что наш спор продолжается и там, на страницах моей книги».
Так что же, Он – это соавтор? Да нет, скорее, литературный негр, если называть вещи своими именами. Что-то вроде разделение труда: один пишет, за что получает сносное вспомоществование, ну а фамилия другого красуется на обложке книги, со всеми вытекающими из этого последствиями. И каждый из них своей участью доволен. Но здесь не так! При взаимном согласии не было бы споров. Короче, в этом деле ещё нужно разбираться.
Куда важнее найти ответ на другой вопрос:
«Может ли кристально чистый, абсолютно честный человек, к тому же со здоровой психикой, написать что-то сравнимое с тем, что я пишу? Сможет ли он описать похмелье алкоголика, его горячечный бред? Сможет ли понять страдания падшего и разобраться в сомнениях преступившего неписанный закон? Я вовсе не уверен, что ему под силу окажется понять глубину раскаяния преступника или ощутить муки, которые испытывает приговорённый к казни. Увы, одним воображением тут не обойдёшься. Многое самому придётся пережить».
Если так, тогда наш герой вроде бы не нуждается в соавторе – на долю Вовчика выпали такие душевные страдания, в сравнении с которыми переживания Льва Толстого, вызванные заболеванием гонореей, – попросту ничто! Тогда и литературный негр непонятно, тут с какого боку. Немудрено, что снова появляются сомнения:
«Я снова разговариваю сам с собой. Даже не знаю – это Он или же плод моей фантазии.
– Все мы немножко психи. У каждого свой «сдвиг». Мне иногда кажется, что я – это не я. Словно бы с кем-то поменялся личностью. Внешность та же, биография, список близких родственников – всё вроде бы один к одному, мне это хорошо известно. А вот характер, желания уже совсем не те… Вот сделаю что-нибудь и начинаю сомневаться…
– Сомнения ещё никому в жизни не вредили…
– Однако всякому сомнению есть предел. Иначе можно усомниться даже в том, что существуешь. Как будто всё, что окружает меня – это лишь отзвук, ощущение того, чего уж нет, чудом сохранившиеся воспоминания, чувства, мысли… Да и те постепенно исчезают, рассеиваются, как утренний туман под лучами солнца».
Красиво сказано! Но при чём тут Он, если всё сущее сводится всего лишь к ощущениям? Возникает подозрение, что Вовчик и впрямь поменялся с кем-то личностью, пока лежал в психушке. Неужели приближаемся к разгадке?
«Среди ночи я проснулся. Оказывается, Он опять начал диктовать, а я вместо того, чтобы заняться делом, лежу в постели, и все мои мысли о другом. Увлечённый умозрительным исследованием, даже забыл на время про него. Но Он тут как тут, сопит над ухом, даже иногда покашливает, чтоб не забыли о его существовании. Ох, и надоел же! Всё ему надо объяснять, разложить по полочкам. Душу перед ним выворачивай каждый раз, как перед попом в исповедальне… А надо ли? Мне даже показалось, что он завидует, что все эти его ироничные замечания вызваны лишь тем, что самому ему в любви не повезло, ну не было у него ничего подобного. Вот так одноногий инвалид завидует рекордсмену-бегуну…
В последнее время стала беспокоить мысль: могу ли я считаться полноценным автором? Понятно, что Он – это часть моего ума или души. По существу, Он – это приручённое «второе я». От тех, назойливых и страшных, я сумел избавиться. Да, Он – это часть меня. И, тем не менее, есть ощущение, что у кого-то списываю, будто выдал чей-то труд за свой. Ну неужели сам ни на что совершенно не способен? И вот всю оставшуюся жизнь буду мучиться, сознавая, что занял чьё-то место. Но чьё? Место своего «второго я»? Только попробуй об этом рассказать, решат, что с тяжкого похмелья, мол, вот до чего допился, бедолага. Нет уж, сочувствия я не признаю!
И всё же мысль о возможном плагиате очень беспокоит. С другой стороны, причём тут плагиат? По сути дела, мы соавторы. Кстати, интересно, а когда Он появился? Неужто с тех самых пор, когда я только пробовал писать? И долго ещё это будет продолжаться?»
Да уж, не каждому так повезёт – чтобы заполучить в соавторы «второе я», надо очень постараться! Тут возникает следующая мысль: писателем становится лишь тот, кому удалось договориться с alter ego. Но, как выясняется, и этого мало – многое зависит от того, что из себя представляет сей «фрукт». Если вполне заурядная личность, нечего и пытаться вообразить себя писателем – пустые хлопоты! А вот если Он, то есть оно, прошло огонь и воду, а в дополнение к этому психушку, тогда есть прямой резон воспользоваться его услугами.
Но рано или поздно наступает тот предел, когда уже не в силах сознавать себя придатком ко «второму я». И тогда приходится принимать крайне важное решение:
«Конечно же, я не собирался избавляться от него. Нет, просто надоели эти бестактные вопросы, эти намёки, эти его выпады. Да и как избавишься, если он сидит во мне? Это я понял уже давно, смирился с этим и даже имею кое-какую выгоду от этого. В конце концов, не каждому так повезёт – виданное ли дело, чтобы «второе я» оказалось талантливым писателем? Да, всё, что мне остаётся, это холить и лелеять, всячески угождать ему, потакать его прихотям и закрывать глаза на
