Тебе пора ошибаться. Чему я научилась за 25 лет работы с самыми талантливыми людьми мира - Ким Ын Джу
Я несу за него ответственность. К сожалению, он думает иначе. К счастью, на прошлой неделе снова начались занятия в школе, и, хотя в ней вместо биологии и физики теперь преподаются всякие тупые предметы вроде истории творения, географии путешествия ковчега, Енохийского алфавита, магии слова и геометрического значения пентаграммы, я все равно рада, что он учится вместо того, чтобы шататься по улице в утренние часы.
Стар сидит на потертом диване в большой комнате, которая одновременно служит гостиной и коридором. Много столетий назад эта мебель, по легенде, принадлежала императрице Сиси[18], которая принимала гостей, сидя на этом диване. Сегодня на нем сидит Тициан, задрав наверх свои грязные ноги, и грызет ногти. Когда он видит меня, я замечаю, как на его детском лице вырисовывается выражение облегчения.
Алессио двигает свой стул, выбираясь из-за стола, встает на ноги и, сделав пару шагов, оказывается рядом со мной. Он обнимает меня и целует в лоб. Я устало прижимаюсь к нему. Я никогда не говорила ему о том, что мне нужны его объятия, особенно в такие тяжелые моменты. Но он и сам все знает. Некоторое время он просто держит меня.
– Я так рад, – тихо говорит он. Когда юноша отстраняется, то замечает кровь на моем лбу и брюках.
– Ты ранена?
Я качаю головой, хотя порез на руке все еще пульсирует. Рана оказалась не такой глубокой, как я думала.
– Большая часть крови не моя. Там была женщина, мне пришлось о ней позаботиться…
Словно хищная птица на свою жертву, на меня нападает чувство вины. Я оставила свою семью в беде, и я не осмелюсь сказать Тициану, что это была мать Кьяры. Может, чуть позже.
– Что случилось? – любопытно спрашивает Тициан. – С кем ты сражалась?
– С Люцифером, – тихо говорю я, и мой брат с Алессио с шипением втягивают воздух.
Стар сжимает платок в руке. Она замерла в неестественном положении и даже не смотрит на меня.
– Люцифер… – повторяет Тициан. – И ты все еще жива.
Алессио качает головой.
– Это было очень тяжело, – говорю я так тихо, что только мой друг меня слышит.
Он нежно гладит меня по волосам:
– Хочешь пойти помыться и съесть что-нибудь, прежде чем ты нам все расскажешь?
Я киваю и мысленно благодарю его за то, что могу провести несколько минут наедине с собой перед тем, как рассказать домашним обо всем, что произошло.
– Что-что ты сделала? – Голос Тициана слишком тонкий от негодования. Конечно, он этого не понимает. Я и сама этого не понимаю.
Алессио занимается моей раной, втирает мазь мне в руку, и она щиплет так, что я вздрагиваю, когда мой друг закрывает порез бинтом.
– Женщина бы умерла, если бы я не помогла ей, – пытаюсь я объяснить свои действия.
Тициан скрещивает руки на груди:
– Наш отец тоже мертв.
Я знаю, что он имеет в виду не совсем то, что говорит. Тем не менее меня пугает холодность его слов. Я ведь размышляла примерно о том же. Но Тициан не должен вырасти мужчиной, который будет думать только о себе. Я должна постараться не допустить этого.
«Если мы не будем помогать друг другу, – жестами изъясняется Стар, – от нашей человечности совсем ничего не останется. Мун сделала все правильно».
Я бесконечно благодарна ей за эти слова, потому что сама до сих пор сомневаюсь в правильности своего поступка. Сестра садится рядом со мной и гладит по влажным волосам. Отец объяснил мне, что поведение Стар похоже на поведение людей с синдромом Аспергера, но отсутствием эмпатии она не отличается, и ее слова – лучшее тому доказательство.
– Это была мать Кьяры, – говорю я, прежде чем Тициан продолжит спорить со мной дальше. Это словно выбивает почву у него из-под ног. Он очень скучает по матери и, я уверена, не желает такой же судьбы своей подруге.
Он открывает рот, но снова его закрывает.
– Почему ты сразу этого не сказала? – спрашивает он мгновением позже.
– Потому что не важно, знаешь ты человека или нет, если он нуждается в помощи. Мы и так со всем справимся, – продолжаю я. – Денег, которые у нас есть, хватит на побег. Ты не должен переживать на этот счет. Контрабандисты выходят в море только тогда, когда совсем темно, поэтому в следующее новолуние вы покинете город.
Глаза Тициана округляются, и он быстро качает головой.
– Нет! Я не уеду из Венеции без тебя! Или все вместе, или никто.
Алессио заканчивает обрабатывать рану, и я надеваю пуловер на футболку. Мне вдруг становится холодно.
– Мы уже обсуждали это тысячу раз, – устало говорю я. – Чтобы заработать еще двадцать тысяч лир, мне понадобится целая вечность. Ты должен доставить Стар в безопасное место. – Я пытаюсь обратиться к его чувству ответственности, хотя и не совсем справедливо навязывать его ему. Но у меня не остается другого выбора. Губы брата дрожат. Мы должны общаться с ним как со взрослым, но еще никогда мне не было так тяжело требовать от него взрослых решений.
– Ты справишься с этим, я знаю.
– Но где мы будем жить, когда окажемся там?
– Сильвио доставит вас в долину Аоста. Ему мы за это и платим, там вы будете в безопасности.
– А куда конкретно он нас доставит? – смотрит он на меня, прищурившись.
– Только контрабандисты знают, где именно находится пещерный город, – говорю я, хотя он сам прекрасно все знает. Это и есть слабое