Та самая хулиномика: Еще забористее. Издатая версия - Алексей Викторович Марков
Если вы хотите активно торговать ценными бумагами, стоит ли тратить время и энергию на торговлю облигациями? Даже если вы станете одним из лучших (а это вряд ли), заметной разницы между вами и средним фондом почти не будет. Поэтому если уж заниматься поиском неэффективностей и становиться лучшим, надо идти в венчурные капиталисты – награда будет достойная.
Выводы такие: следует больше всего внимания уделить распределению активов по классам и акцент сделать на акциях.
ПОИСКОМ УДАЧНОГОВРЕМЕНИ ДЛЯ ВХОДАНА РЫНОК ЗАНИМАТЬСЯНЕ СТОИТ.
А что касается выбора индивидуальных бумаг – это уже решение каждого отдельного управляющего, активно торговать или нет. Куда это привело йельский портфель?
Примерно 11 % вложено в американские акции, 15 % в акции других стран, 4 % в облигации, то есть традиционные активы составляют лишь 30 % портфеля. Еще 23 % вложено в фундаментально раскоррелированные хедж-фонды. Реальный сектор – действительно реальный: лес, нефть, газ и недвижимость – это 28 % портфеля. А частные инвестиции – это стартапы и финансирование слияний и поглощений – 19 % активов.
Если применить к этому портфелю критерии, о которых я писал – ориентацию на акционерный капитал и диверсификацию, станет понятно, что лишь 4 % портфеля вложены в фиксированный доход, а остальное рассчитано на долгий срок и прирост стоимости. По сравнению с традиционной моделью, где 50 % вкладывалось в американские акции и 40 % в бонды – это намного более серьезная диверсификация.
Результаты, даже несмотря на суровые потери в 25 % всего фонда в 2008 году, оказались сногсшибательными. Если посчитать, чего добился йельский портфель за 20–25 лет, выяснится, что разница с традиционным управлением эндаументами принесла Йелю лишних 15 миллиардов долларов – это лучший результат из всех университетов. Когда у управляющего цель – действительно смотреть далеко-далеко в будущее и он не слишком гонится за быстрыми деньгами, такое возможно.
Можно спросить, какая у йельского портфеля бета? Ну, риск у него довольно низкий по статистическим меркам – гораздо ниже, чем у традиционных биржевых портфелей из торгуемых бумаг. Причина этого – отличная диверсификация, которая снижает риски университета. При этом куча людей смотрят на портфель и говорят: «Ууу, да у вас тут столько всего стремного – и венчурные инвестиции, и дрова из леса, и тысячи нефти». Да, там все эти активы, которые индивидуально весьма рискованные, но магия диверсификации как раз и заключается в том, что, когда мы собираем рискованные активы, которые не зависят друг от друга, и складываем их в одну корзину, общий риск портфеля снижается. Поэтому у Йеля, на самом деле, низкорискованный портфель.
Инвестиции в зарубежные активы – вот интереснейшая часть. Это не только иностранные акции и облигации, которые составляют 15 % от фонда. Там есть и зарубежная недвижимость, есть вложения в венчурные проекты, в слияния и поглощения. Восточноевропейские, южноамериканские и азиатские рынки менее развиты, чем рынок США, и менее эффективны – поэтому там больше возможностей заработать. Плюс зарубежные активы номинированы в другой валюте – это тоже неплохой инструмент диверсификации.
Вы спросите: как же мне инвестировать в венчурный капитал, как мне купить коммерческую недвижимость в Нигерии и где мне взять облигации австралийских компаний? На эти вопросы, ребята, вы должны найти ответы сами. Я стратегией занимаюсь. А вы хоть раз сделайте домашнее задание.
Глава 22
Ведите себя достойно
Поведенческая экономика появилась в середине 1990-х; до этого о ней никто не знал. Теория эффективного рынка из второй части гораздо старше: идее больше 100 лет, а термину – лет 50. Но поведенческий подход к экономике – это новая охренительная революция. Поведенческие финансы – не психология, примененная к финансам. Это гораздо шире. Это все общественные науки в экономике. Очень популярное сейчас направление исследований британских ученых, и мы в нем напоследок хорошенько пороемся.
В некотором роде, это реакция на экстремальные допущения, которые мы видим в математическом подходе к финансам и в экономических теориях. У них прекрасные структуры, но слишком много ограничений. Поначалу они вызывают восторг, потом ими начинают пользоваться слишком часто и не к месту, а потом доморощенные интеллектуалы сходят с ума. Здоровые люди задумываются и понимают, что мир несовершенен, а реальные го-мосапиенсы поступают совсем не так, как теоретические. Эти мысли и привели к появлению поведенческой экономики.
Люди совершают множество ошибок, но ошибки в финансовой сфере имеют свойство влиять на жизнь человека печально и надолго. В книгах по экономике о них пишут редко. Я собрал наиболее известные – все они хорошо знакомы мошенникам и часто эксплуатируются говнюками; они везде, они вокруг нас.
Сначала поговорим об очень общей проблеме: чрезмерной убежденности в собственной правоте. В некотором смысле, это отрицание научного подхода в пользу религиозного. Разница в том, что наука ничего не принимает на веру. Наука – это прежде всего скептицизм. Вера – противоположность этому. Гомеопатики, антиваксеры, мастера рэйки, биоэнерготерапевты, веганы, яростные противники ГМО, астрологи и экстрасенсы – все это одна шобла умалишенных, которые мало того что полностью убеждены в своей ереси и закрыты голосу разума, но и зачастую агрессивно проповедуют свои упоротые взгляды. Нездоровая убежденность в собственной правоте – бич столетия.
22.1. Чрезмерная самоуверенность
Давайте проведем небольшой эксперимент, игру. Я задам пару вопросов, а в ответ вы должны назвать не цифру, а интервал – в который с 90 % вероятностью попадет ответ. Вы должны быть на 90 % уверены в своем ответе. Если я спрошу количество улиц в Москве, вы про себя отвечаете: я на 90 % уверен, что их от 2 до 4 тысяч. Понятно, что гуглить нельзя – это эксперимент на другую тему.
Наиболее честно будет взять бумажку (или телефон) и записать свои ответы, чтобы потом не юлить. Попробуйте это сделать прямо сейчас, я подожду.
