Джозеф Хиз - Бунт на продажу: как контркультура создает новую культуру потребления
Таким образом, развитие рекламы в 1950-х годах повысило интерес к теории Грамши о гегемонии. До войны заявление, что вся культура полностью планируется и управляется буржуазией, выглядела как нелепая теория заговора — ну каким образом буржуазия в состоянии все это организовать, — но теперь ответ казался ясным: бомбардируя классы трудящихся рекламой, промывая людям мозги, заставляя их думать, будто дешевые потребительские товары могут сделать их счастливыми. Неожиданно мысль о том, что вся культура целиком может быть идеологической системой, начала выглядеть вполне правдоподобно. Ведь нацистам-то удалось полностью промыть мозги немцам. Разве не может такое случиться с нами? И если мы действительно жертвы такого тотального промывания, то как можем узнать об этом?
* * *В начале 1960-х годов профессор психологии Йельского университета Стэнли Милграм провел серию экспериментов, подтвердивших опасения многих людей о связи между фашизмом и современной демократией. Проект Милграма назывался «Подчинение и индивидуальная ответственность». Его целью было определить, насколько среднестатистический гражданин может поддаваться влиянию правящего режима. Сам эксперимент был довольно прост: два человека заходили в лабораторию будто бы для участия в исследованиях способностей к запоминанию и обучению. Один из них выступал в роли ученика, а второй — в роли учителя. «Ученика» усаживали в кресло, пристегивали ремнями и присоединяли к запястью электрод. Тем временем «учителя» усаживали перед большой машиной, называемой «шоковый генератор ZLB». На панели машины слева направо были расположены тумблеры, обозначенные надписями «легкий шок», «умеренный шок», «сильный шок» и, наконец, «опасность: особо сильный шок». Кроме того, было еще два тумблера, обозначенные короткой, но зловещей надписью «XXX». Затем «ученику» говорили, что его просят заучить несколько пар слов, и каждый раз, когда он сделает ошибку, «учитель» будет подвергать его вначале легкому, а потом все более сильному шоку.
На самом деле все это была хитрая уловка. Истинным предметом исследований являлся «учитель», и целью было не выявление воздействия наказания на память, а скорее изучение того, насколько далеко может зайти среднестатистический человек в ситуации, когда его просят причинять страдания невинной и протестующей жертве. «Ученик» выступал в роли подставного лица, имитирующего действие шока.
Результаты оказались поразительными. Несмотря на то что ученик явно страдал (крики, жалобы на сердце), учитель продолжал задавать вопросы и включать шоковое устройство зачастую при полном отсутствии реакции со стороны ученика (который на самом деле был актером). Даже сам Милграм пришел в изумление: более половины жителей города Нью-Хейвен (штат Коннектикут) соглашались подвергать электрошоку своих сограждан до потери сознания и даже до смерти. И делали они это только потому, что получили инструкции от человека в белом халате.
Когда результаты исследования обнародовали, многие возмутились — отчасти потому, что возник (и остается до сих пор) вопрос об этичности эксперимента. Но особенно сильному шоку Милграм подверг наши житейские представления о человеческой природе и характере зла. После своих тестов ученый сделал следующее заключение: обычные люди, просто выполняя свою работу и не проявляя со своей стороны никакой враждебности, могут становиться проводниками ужасающих разрушительных процессов. Более того, даже когда разрушительный характер их действий становится совершенно очевидным, и их просят производить действия, несовместимые с основополагающими нормами морали, относительно небольшое число людей находит в себе силы, необходимые для сопротивления оказываемому на них влиянию.
Практически к такому же заключению пришла философ и историк Ханна Арендт в своей книге «Эйхманн в Иерусалиме» (Eichmann in Jerusalem, 1963), где содержится серия удивительных размышлений о складе ума Адольфа Эйхманна — нацистского бюрократа, ответственного за «окончательное решение еврейского вопроса». Занимаясь освещением суда над Эйхманном для журнала The New Yorker, Арендт пришла к следующему заключению: попытки обвинения изобразить Эйхманна чудовищем-садистом были совершенно ошибочными. Он был всего лишь скучным, педантичным бюрократом, который сидел за своим столом, шелестел бумагами и исполнял свои обязанности. Другими словами, он был конформистом. Милграм задумал свой эксперимент, чтобы протестировать тезис Арендт о «банальности зла», как она это назвала.
В свое время Арендт подвергалась ожесточенным нападкам за само предположение, будто нацист, подобный Эйхманну, является кем угодно, но только не воплощение зла. Эксперименты Милграма существенно помогли тому, чтобы критика утихла, а понятие «банальность зла» стало частью наших представлений о человеческой природе. Также благодаря Милграму параллели, проводимые многими людьми между фашизмом и «массовым обществом» США, кажутся вполне правдоподобными. Конформизм стал новым тяжким грехом нашего общества.
* * *В сознании людей массовое общество неизменно ассоциируется с США 1950-х годов. Это был мир идеальных семей, белых заборчиков, сияющих новых Buicks и «оттягивающихся» тинейджеров, и в то же время это было общество полного подчинения правилам, где счастье достигается в ущерб индивидуальности, творчеству и свободе, т. е., как пелось в песне хардкор-панк-группы Dead Kennedys, «комфорт, которого ты требовал, теперь обязателен для всех».
В американском фильме «Плезантвиль» (1998) массовое общество критикуется посредством причудливого гротескного сюжета. Два современных подростка волшебным образом переносятся в мир телевизионных шоу 1950-х годов. Там, на первый взгляд, все кажется идеальным: все время солнце светит, местная спортивная команда никогда не проигрывает, нет ни бедности, ни преступности, ни коррупции. Все замечательно, все стабильно. Но подобное благоденствие достигается за счет всеобщего единообразия. Счастливые обитатели городка не подозревают о существовании мира за его пределами. В библиотеке страницы книг пусты. Все местные жители каждый день на ужин едят мясной рулет. В их мире никогда ничего не меняется, царит полный застой.
Суть жизни в Плезантвиле выражена следующим образом: весь мир 1950-х показан в черно-белых тонах. Однако по мере того как два наших современника нарушают покой и гармонию Плезантвиля, знакомя его обитателей с новыми идеями и новыми формами поведения, на пленке появляются цвета: красная роза, зеленая машина, яркая картина на стене. Постепенно и обитатели Плезантвиля начинают приобретать цвета, избавляя свое сознание от привычных оков. Они освобождаются от существования, которое в буквальном смысле серо и скучно.
