Ричард Доуиз - Утерянное искусство красноречия
Правильное произношение
Говоря о невербальных аспектах коммуникации, нельзя не упомянуть и правильность произношения. Да-да, я знаю, что произношение – это вербальное действие. Но суть в том, что оно никак не связано со смыслом слова. Если я говорю «звонит», а вы произносите «звонит», то суть передаваемой информации от этого не меняется, хотя воспринимаются наши сообщения по-разному. По крайней мере выбор ударения говорит кое-что о самом ораторе. Но что? Например, откуда он родом.
Представьте, что лектор, которого вы слушаете, путает слова «одеть» и «надеть» и говорит «компас» вместо «компас». Это не мешает вам воспринимать суть его сообщения, но вы понимаете, что он игнорирует нормы произношения. Значит, вполне возможно, что и факты он перевирает.
Произношение некоторых слов, особенно имен собственных, может зависеть от региона, в котором родился говорящий. Разумеется, я не говорю, что вы должны полностью очистить свою речь от ее региональных особенностей. Но ошибки вроде «звонит» распространены повсеместно и не имеют ничего общего с тем, откуда вы родом. Они означают лишь, что человек неуважительно относится к языку. Если вы замечаете за собой неправильное произношение, то составьте для себя список проблемных слов и регулярно его просматривайте. В конце концов, транскрипцию любого неизвестного слова можно посмотреть в словаре.
Итак, еще раз напоминаю: к невербальным компонентам коммуникации нужно относиться серьезно. В конце концов, от них зависит 55 процентов вашего успеха.
«Завоевать авторитет и уважение в мире»
Речь, которую вы сейчас прочитаете, произнесла Джин Киркпатрик, постоянный представитель США в ООН[100], на встрече администрации президента Рейгана 20 января 1984 года. Обратите внимание, как умело госпожа Киркпатрик использует анафору, несколько раз повторяя выражения «я не предполагала» и «я знала».
Мне кажется, что все мы многому научились за последние три года. Лично я узнала так много нового и неожиданного о политической и правительственной работе, что мне хочется написать всем моим бывшим студентам и признаться, что я учила их не тому.
Три года назад я не знала стольких вещей об ООН, что сегодня могла бы составить целую книгу о своих открытиях. Могла бы – но не стану.
Я не предполагала, что министр иностранных дел СССР обвинит нас во вмешательстве во внутреннюю политику Афганистана.
Я не предполагала, что министр иностранных дел Эфиопии – человек, который, по данным «Международной амнистии», обливает студентов своей страны горючими жидкостями и поджигает, – обвинит нас в том, что мы нарушаем права человека.
Я не предполагала, что польское правительство, запретившее партии «Солидарность» действовать у себя в стране, обвинит нас в тоталитаризме.
Я не предполагала, что Генеральная Ассамблея ООН будет так занята «военными преступлениями Израиля», что нам не удастся обратить ее внимание на другие вопросы – например, на вторжение Ливии в Республику Чад или на репрессии против бахаев в Иране.
Когда три года назад я начинала работать в ООН, я почти ничего не знала об этой организации. О месте, где, по словам Сэма Левенсона[101], красноречие ораторов обрекает на смерть целые народы.
Однако о некоторых вещах мне все-таки было известно.
Я знала, что выборы 1980 года положили конец кризису нашей национальной идентификации, что время сомнений и ненависти к себе прошло, а за ним пришла эпоха уверенности в легитимности и успешности нашего общества, наших политических институтов и нашего народа.
Я знала, что вера в наше наследие и важность наших принципов для современного мира вернулась к американскому народу как раз в тот момент, когда Советский Союз начал немыслимую ранее политику экспансии.
Я знала, что Союз силен как никогда, а мы ничего не можем ему противопоставить. Это «новое соотношение сил», как принято его называть сегодня, представляло собой угрозу для либеральных и демократических обществ Запада, а также для независимости и суверенитета небольших государств в других регионах мира. Большинство американцев понимали, что пораженчество и сомнение в себе, которые в годы правления Картера полностью вытеснили свойственный нашей нации оптимизм, вовсе не были «признаком роста и развития Америки в современном мире».
То были симптомы отчаянья.
Многие политологи говорят, что невозможно предсказать последствия выборов – особенно если их результаты не устраивают самих политологов.
Но понять смысл выборов 1980 года довольно несложно.
Приход к власти Рональда Рейгана – это победа всех тех, кто сопротивлялся падению Америки.
Инаугурация Рональда Рейгана – вскоре после которой американские заложники вернулись на родину, а одна из самых позорных страниц нашей истории была закрыта – означает для Америки новое начало, означает сильную экономику и мощную защиту, означает преданность идеалам свободы в нашей внешней и внутренней политике. Восстановление нашей страны, оздоровление нации и возвращение американцам веры в себя, свою ценность и свое будущее стало возможным только после передачи власти команде Рейгана и Буша. Мы можем говорить о восстановлении, так как все социальные последствия Вьетнама остались позади. Сомнения в своих силах и пессимизм, парализовавшие все наши действия, уступили место новому взгляду на мир.
Это подтверждают и данные опросов, касающихся самых основных, базовых принципов нашего общества. 66 процентов опрошенных американцев довольны своим качеством жизни. 62 процента верят, что лучшие времена для государства еще наступят. Нация также сплотилась против внешнего врага. 61 процент американцев полагают, что коммунизм – худшая из возможных форм правления, в то время как пять лет назад эту точку зрения разделяли только 54 процента. Всего 9 процентов американцев положительно относятся к Советскому Союзу – это самый низкий показатель с 1956 года. 81 процент наших граждан полагают, что Союз и Куба стоят за множеством террористических актов и волнений по всему миру. Как республиканцы, так и демократы верят, что именно коммунисты спровоцировали конфликты в Гренаде и Центральной Америке. 75 процентов опрошенных считают, что США должны принять меры против таких действий Советов.
Более 60 процентов демократов, республиканцев и приверженцев других партий полагают, что СССР представляет угрозу для Америки. Примерно половина каждой из этих трех политических групп согласна с тем, что жесткая политика президента Рейгана сможет эффективно воспрепятствовать такой угрозе. 93 процента американцев считают, что, если возникнет необходимость, страна должна вступить в открытую борьбу, а не признавать превосходство русских. Тем не менее большинство из нас полагает, что уверенное управление страной позволит нам избежать прямого конфликта. Что касается других вопросов внешней политики, от Ливана до Гренады, то здесь между республиканцами, демократами и приверженцами других партий существуют разногласия, но они представляются нам достаточно незначительными на фоне общего единодушия в отношении глобальных проблем. Более того, впервые с 1964 года общество уверено в здравости суждений и искренности своего правительства. Удивительно то, что единодушное признание обществом национальных ценностей, целей нашей внешней политики, природы наших врагов и действий нашего государства в различных ситуациях не в полной мере отражается в позициях деятелей Демократической партии, в обсуждениях нашей внешней политики и в результатах голосований в Конгрессе.
