Майкл Сэндел - Что нельзя купить за деньги. Моральные ограничения свободного рынка
С моральной точки зрения между этими понятиями нет большой разницы. Конечно, привлечение спекулянтами пожилых граждан к покупке полисов страхования жизни для их последующей перепродажи с целью получения быстрой прибыли представляется особенно неприглядным. И, безусловно, это не соответствует той цели, которая оправдывает существование практики страхования жизни, – защите семей и предприятий от финансовых потрясений, связанных с потерей кормильца или топ-менеджера корпорации. Однако прижизненные расчеты и сами по себе выглядят аморально. Спекуляция жизнями других людей безнравственна, вне зависимости от того, кто является инициатором покупки страхового полиса.
Выступая в суде Флориды на слушаниях, посвященных страхованию жизни, Даг Хэд, представлявший индустрию прижизненных расчетов, утверждал, что наличие у граждан возможности продать свои полисы страхования жизни спекулянтам «подтверждает их имущественные права и представляет собой триумф конкуренции и свободной рыночной экономики». Когда человек, имеющий законный страховой интерес, покупает полис, ему должна быть предоставлена возможность свободно продать его по рыночной цене. «“Полис страхования жизни, принадлежащий третьему лицу” является естественным продолжением реализации владельцем полиса своего неотъемлемого права на продажу своей частной собственности на открытом рынке». Полисы, приобретенные по инициативе третьих лиц, – настаивал Хэд, – это нечто совершенно иное. Они являются нелегитимными, поскольку инициирующий их покупку спекулянт не имеет страхового интереса[269].
Данный аргумент звучит неубедительно. Спекулянт, который в обоих случаях оказывается в конечном счете владельцем полиса, не имеет страхового интереса в продолжении жизни пожилого человека, чья смерть принесет спекулянту денежную прибыль. И в том, и в другом случае у конечного владельца полиса имеется финансовая заинтересованность в скорейшей кончине застрахованного лица. Если, как утверждает Хэд, я обладаю неотъемлемым правом покупать и продавать страховку на мою собственную жизнь, то какое значение имеет тот факт, воспользовался ли я этим правом по собственной инициативе или клюнув на чье-то заманчивое предложение? Если ценность прижизненных расчетов состоит в том, что они позволяют мне «обналичить» уже имеющийся у меня страховой полис, то ценность спин-полиса состоит в том, что он позволяет мне превратить в наличный капитал оставшиеся годы жизни. В любом случае, некое третье лицо становится заинтересованным в моей смерти, а я получаю деньги за свое согласие с таким положением дел.
Смертельные облигации
В сложившейся ситуации не хватало всего лишь одного шага, чтобы растущий рынок ставок на смерть приобрел совершенную форму. Этим шагом была их секьюритизация[270]. В 2009 году The New York Times сообщила, что инвестиционные банки Уолл-стрит планируют скупать прижизненные расчеты, «упаковать» их в облигации и перепродавать получившиеся ценные бумаги пенсионным фондам и другим крупным инвесторам. Эти облигации позволят генерировать поток доходов, образующихся за счет страховых выплат по случаю смерти застрахованных лиц. Таким образом, Уолл-стрит намеревался проделать с человеческими смертями ту же процедуру, которая за последние несколько десятилетий была проделана с ипотечными кредитами[271].
По данным Times, «инвестиционный банк Goldman Sachs разработал пригодный для биржевой торговли индекс прижизненных расчетов, что позволяет инвесторам вкладывать деньги в то, проживут ли люди дольше, чем ожидалось, или, напротив, умрут раньше запланированного срока». Кроме того, стало известно, что банк Credit Suisse создает «специальный денежный фонд для покупки большого количества полисов страхования жизни с целью их дальнейшей «упаковки» в ценные бумаги и перепродажи – по той же схеме, которая использовалась на Уолл-стрит для выпуска на рынок ипотечных ценных бумаг». Учитывая то, что общая стоимость проданных в США полисов страхования жизни составляет 26 трлн долларов, а также рост количества сделок с прижизненными расчетами, вывод на рынок ценных бумаг, основанных на человеческих смертях, давал банкирам надежду на то, что новый финансовый продукт поможет компенсировать потери, связанные с крахом рынка ипотечных ценных бумаг[272].
Пока большинство рейтинговых агентств предпочитает по крайней мере сохранять настороженность, но одно из них считает возможным минимизировать риски при создании облигаций на основе прижизненных расчетов. Аналогично разделению ипотечных ценных бумаг на транши, характеризующиеся различной степенью риска, при создании ценных бумаг на основе прижизненных расчетов страховые полисы можно было бы ранжировать «по заболеваниям застрахованных лиц – лейкемии, раку легких, болезням сердца, раку молочной железы, сахарному диабету, болезни Альцгеймера». Облигации, созданные на основе такого диверсифицированного по заболеваниям портфеля полисов, позволят инвесторам спокойно отдыхать в ожидании прибыли, поскольку открытие лекарства от одной конкретной болезни не приведет к обвалу цен сразу на все облигации[273].
Гигант страховой индустрии, корпорация AIG, чьи сложные финансовые сделки поспособствовали возникновению финансового кризиса 2008 года, тоже проявила интерес к этим ценным бумагам. Будучи страховой компанией, AIG выступает против бизнеса прижизненных расчетов и неоднократно сталкивалась с его представителями в суде. Тем не менее корпорация по-тихому скупила полисы прижизненных расчетов на сумму 18 млрд долларов, притом что полный объем рынка этих инструментов в настоящее время составляет 45 млрд долларов, и теперь надеется «упаковать» их в ценные бумаги и продавать в виде облигаций[274].
Как можно определить статус смертельных облигаций с моральной точки зрения? В некотором смысле они сопоставимы со ставками на чужую смерть, которые и лежат в их основе. Если заключать пари на жизнь человека и получать прибыль за счет его смерти аморально, значит, то же самое можно сказать и о смертельных облигациях, равно как и о других рассмотренных нами порочных практиках – страховании подсобных рабочих, виатикальных сделках, смертельных тотализаторах и других видах чистых спекуляций на страховании жизни. Можно было бы утверждать, что такие характеристики смертельных облигаций, как анонимность и абстрактность, до некоторой степени уменьшают их разрушительное воздействие на наши моральные чувства. Поскольку при создании смертельных облигаций полисы страхования жизни объединяются в огромные пакеты, а затем нарезаются ломтиками и продаются пенсионным и другим инвестиционным фондам, ни один инвестор не имеет финансовой заинтересованности в смерти конкретного человека. Но правда и то, что цены смертельных облигаций неизбежно будут падать в том случае, если национальная политика в области здравоохранения, введение экологических стандартов, улучшение питания и поддержание здорового образа жизни приведут к укреплению здоровья граждан и увеличению продолжительности жизни. Конечно, игра против такого общественного блага выглядит несколько менее отвратительно, чем подсчет дней, оставшихся до смерти больного СПИДом из Нью-Йорка или владельца ранчо в Айдахо. Или все-таки нет?
