Мы можем договориться: Стратегии разрешения сложных конфликтов - Уильям Юри
Мы встречались во Дворце мира, где располагался Международный суд ООН, в котором в то же время заседал трибунал по югославским военным преступлениям. Чеченские делегаты приехали с опозданием и в сопровождении телохранителей. Они отказались пожать руки российским коллегам. Атмосфера была накалена.
На первом же заседании Арсанов начал часовую яростную атаку на Россию за угнетение чеченского народа. Он начал с лекции по истории 200-летней давности, когда Россия впервые вторглась в Чечню и завоевала ее. Говоря с едва сдерживаемой ненавистью, он описывал каждое злодеяние, совершенное по отношению к чеченскому народу с тех пор и до настоящего времени. В конце своей речи он драматично указал пальцем на русских делегатов через стол и воскликнул:
– Никуда не уходите из здания, ведь вас скоро будут судить за военные преступления!
Пока русские приходили в себя от его яростных атак, Арсанов оглядел присутствующих, указал на меня и заявил:
– Вы, американцы, и ваш президент Клинтон, друг Бориса Ельцина, поддерживаете его в этих преступлениях в Чечне. Вы все соучастники. И вы не только поддерживаете российское колониальное угнетение Чечни, но и притесняете народ Пуэрто-Рико! Что скажешь?
Все взгляды в комнате обратились ко мне. Я был застигнут врасплох и оказался в затруднительном положении.
В комнате было жарко и душно{26}. Когда Арсанов указал на меня, обвиняя, я почувствовал, что у меня покраснели щеки и повысилось давление. День выдался трудным, я устал. Ставки были очень высоки, и казалось, что встреча ни к чему не приведет: перспективы успеха были весьма туманны. Я судорожно вспоминал: что же я знаю о Пуэрто-Рико?
На мгновение у меня потемнело в глазах. Я уже собирался ответить и пробормотать что-то о Пуэрто-Рико, как вдруг спохватился и понял, что чеченский лидер меня провоцирует.
К счастью, последовательный перевод давал мне дополнительную возможность взять паузу и сделать несколько глубоких вдохов. Я заметил стеснение в груди и тяжесть в животе. Пока я дышал и наблюдал за этими ощущениями, их интенсивность начала утихать. Продираясь сквозь туман всех услышанных за день гневных слов, я пытался вспомнить свою цель – чего я хотел достичь?
Затем, благодаря короткой паузе, мне удалось придумать потенциально преобразующий ответ. Я посмотрел чеченскому лидеру в глаза и ответил:
– Спасибо, господин вице-президент. Я с большим сочувствием выслушал рассказ о чрезвычайно болезненной истории вашего народа. Кого бы она не тронула? И я воспринимаю вашу откровенную критику моей страны как знак того, что мы все здесь друзья и можем откровенно говорить друг с другом. Итак, позвольте мне сказать, что мы здесь не для того, чтобы обсуждать проблему Пуэрто-Рико, какой бы важной она ни была, а для того, чтобы выяснить, как остановить ужасные страдания народа Чечни, которые длятся слишком долго. Давайте сейчас сосредоточимся на этом».
Слыша перевод моих слов, Ваха Арсанов закивал. Я смотрел на лица людей в комнате и чувствовал, как напряжение начинает спадать.
Удивительно, но встречу удалось вернуть в рабочее русло. Через день-два стороны смогли прийти к соглашению о совместной декларации, которая, по крайней мере временно, стабилизировала политическую ситуацию.
Когда я уходил, то получил приглашение на частную встречу с вице-президентом. Я понятия не имел, чего он хочет. Он торжественно поприветствовал меня и вручил старинный чеченский кинжал ручной работы с прекрасными серебряными ножнами, выразив благодарность от имени чеченского народа.
Я связываю этот небольшой, но значительный поворот с тем, что я сделал паузу и не клюнул на наживку, какой бы заманчивой она ни была.
Сегодня, 25 лет спустя, я лучше вижу эту историю через призму коллективной травмы{27}. Многие из трудноразрешимых конфликтов, в которых я выступал посредником, – от семейных споров до гражданских войн – коренятся в глубинных травмах прошлого, периодах боли и страданий, которые изнуряют нашу нервную систему. Травмы способны сделать нас эмоционально замороженными – и очень реактивными.
Я не могу знать наверняка и только предполагаю, что оскорбительная реакция чеченского лидера вызвана, по крайней мере частично, подобной травмой. Его нападение на меня в тот момент казалось личным, но ко мне оно не имело никакого отношения: это было выражением его гнева и боли. Только сделав паузу, я смог понять это и вернуть разговор в нужное русло. Только восстановив равновесие, я смог помочь окружающим.
В напряженных ситуациях с противоборствующими сторонами я научился делать паузу и проявлять любопытство – сначала к своей собственной реакции, а затем – к их. Любопытствуйте, встречаясь с враждебностью.
ДЫШИТЕ И НАБЛЮДАЙТЕ
Самый быстрый способ сделать паузу очень прост: не забывайте дышать. В напряженных конфликтных ситуациях я замечаю, что часто инстинктивно задерживаю дыхание или делаю быстрые и поверхностные вдохи. Несколько медленных глубоких вдохов и выдохов помогают успокоить нервную систему. Дыхание снижает уровень гормона стресса кортизола, а также частоту сердечных сокращений и кровяное давление{28}. Короче говоря, дыхание может изменить состояние ума.
«Когда человек реагирует на что-то в окружающей среде, – рассказала мне моя подруга, нейробиолог Джилл Болт Тейлор, – в его мозгу происходит химический процесс, длящийся 90 секунд. Если аффективная реакция длится дольше, значит, человек сам решил оставаться в этом эмоциональном цикле»{29}.
Она называет это «правилом 90 секунд». Всего за полторы минуты биохимические вещества, связанные со страхом и опасностью, полностью рассеиваются – и мы получаем возможность обрести эмоциональное равновесие и сознательно выбрать реакцию, которая лучше всего отвечает нашим интересам. Если мы не дадим своему телу 90 секунд на обработку эмоции, оно может застрять в этой эмоции и дать ей выход позже – через реакцию, о которой мы будем жалеть.
Я считаю, что минутное молчание, даже немного неловкое, в напряженные моменты может оказаться очень действенным. Это подтвердил мой коллега по переговорам Джаред Курхан, который провел увлекательный эксперимент по молчанию в Массачусетском технологическом институте{30}. Он и его коллеги наблюдали за рядом переговоров и подсчитали, сколько минут молчания было между всеми разговорами. Они обнаружили значимую корреляцию между длительностью молчания и успехом переговоров в достижении взаимно удовлетворяющих результатов. Исследователи назвали молчание решающей силой в переговорах{31}.
В этот момент тишины я замечаю, что происходит. Я наблюдаю за своими ощущениями, чувствами и мыслями. Я узнаю лица «старых знакомых»: страха, беспокойства, гнева и самоосуждения. Находя время, чтобы отследить их и даже назвать, я уменьшаю их власть надо мной.
Перед сложной встречей я стараюсь уделить несколько минут тишине, чтобы сосредоточиться. Даже одна минута с закрытыми глазами помогает мне сконцентрироваться на мыслях, чувствах и ощущениях. Когда я успокаиваю разум, то могу лучше сосредоточиться на разговоре. Мой занятой ум подобен стакану, в который наливают воду из-под крана. Сначала она непрозрачная, c пузырьками. Но если подождать минуту и позволить воде отстояться, пузырьки медленно исчезнут и вода станет кристально чистой. Пара минут тишины помогают сознанию успокоиться – и я могу яснее увидеть, что происходит внутри.
Бенджамин Франклин, ученый и очень практичный человек, советовал: «Наблюдайте за всеми людьми, особенно за собой»{32}.
Наблюдать за собой – трудная работа. Я думаю о ней как о развитии своего внутреннего ученого. Я превращаюсь в исследователя и изучаю свои ощущения, эмоции и мысли. Я спрашиваю себя: что это за кислый привкус во рту? Почему меня подташнивает? Откуда взялась эта дрожь в груди? Вопросы
