Олег Рашидов - Сколково: принуждение к чуду
Цивилизованный рынок в этой ситуации предлагает простое решение: призвать на помощь бизнес-ангела, частного инвестора, который зарабатывает на жизнь тем, что ищет перспективные идеи, оценивает риски и инвестирует в проекты на так называемой предпосевной стадии. Кроме непосредственно денег, бизнес-ангелы привносят в проекты управленческие навыки и понимание рынка — как раз то, что, как привило, отсутствует у изобретателей. Взамен же они чаще всего хотят получить акции будущей компании с правом голоса или статус партнера.
Бизнес-ангелы очень рискуют. Связываясь с кипой бумаг, даже прекрасно зная рынок, можно с одинаковым успехом и заработать на «бентли», и снести в ломбард любимую коллекцию игрушечных автомобильчиков. Потому бизнес-ангелы стараются минимизировать риски, например, вкладываясь небольшими долями в несколько проектов и привлекая для совместных инвестиций других бизнес-ангелов, образуя таким образом разветвленные сети.
Допустим, наш талантливый ученый нашел своего бизнес-ангела, они договорились. Бизнес-ангелу понравился проект прибора, ученому — его доля в будущей компании, которая складывается из экспертной оценки стоимости принадлежащей ему интеллектуальной собственности. Через некоторое время готов промышленный образец. Создается компания, подбирается управленческая команда, пишется бизнес-план.
Бизнес-ангел, пользуясь своими связями, знаниями, опытом, ищет на рынке фонд посевных инвестиций, который согласится инвестировать в стартап. Фонд тоже очень рискует, связываясь с молодой компанией. У фирмы есть работающий прибор, звучное название, юридический адрес, банковский счет, но нет гарантий, что команда управленцев, которая только формируется, сможет грамотно вывести новый товар на рынок и сделать компанию прибыльной. Задача фонда — сделать компанию привлекательной, повысив ее капитализацию, и продать, получив прибыль на свои инвестиции. Потому фонды посевных инвестиций тоже минимизируют риски, тоже вкладывают деньги небольшими долями в большое количество проектов, надеясь на то, что удачные покроют убыточные.
Постоянная игра с рисками делает венчурные деньги очень дорогими. Привлекая венчурный капитал, маленькой, но дерзкой компании приходится расставаться с более чем половиной своих акций. Кроме того, фонд оставляет за собой право вмешиваться в текущую деятельность фирмы, менять ее управленческую команду, а то и всю стратегию развития.
Но, предположим, фонду посевных инвестиций изобретение понравилось и он согласен рискнуть. Команда управленцев, которую удалось привлечь в проект, пообещав за их труды опцион, начинает поиск потенциальных покупателей на международных рынках и находит их в Сомали, Ираке и на Кубе. Компания подыскивает производственную площадку. Для того чтобы начать массовое производство и коммерческие продажи, требуется очередная порция инвестиций. На этом этапе в капитал компании входит еще и венчурный фонд. Прибыли в компании пока нет, но растет портфель заказов, и венчурный фонд инвестирует в создание складских запасов.
Через пару лет компания наконец начинает приносить прибыль. Следующий раунд венчурных инвестиций должен помочь ей расширить производство и увеличить объемы продаж. Кроме того, менеджмент намерен усовершенствовать свой продукт.
Заводик пыхтит, открываются филиалы в Латинской Америке, растут обороты, прибыль. Недалеко и до IPO, но компанией заинтересовывается крупный международный производитель и предлагает продать ему фирму за огромные деньги. После изнурительных экспертиз и переговоров сделка наконец-то совершается. Довольны все — изобретатель, бизнес-ангел и венчурные фонды, получившие в итоге от 20 до 50 % годовой прибыли на свои инвестиции.
Так картина выглядит в идеале. На самом деле, по американской статистике, 60 % технологических стартапов становятся банкротами, еще 30 % сливаются с другими компаниями и всего 10 % становятся настолько успешными, что компенсируют потери венчурных инвесторов от вложений в неудачные проекты.
Принято было считать, что до 2005 г. в России не было рынка венчурных инвестиций. Так называемые венчурные фонды, созданные в стране еще в начале 1990-х гг. при поддержке Европейского банка реконструкции и развития, предпочитали не инвестировать в рискованные технологические стартапы, а развивать «более понятные» компании из сферы IT, ретейла и пищевой промышленности. Не летали над Россией и бизнес-ангелы. По крайне мере, не летали в нужном количестве, известные случаи можно было пересчитать по пальцам. Например, американский частный инвестор Эстер Дайсон, которую называют бабушкой российского Интернета и крестной матерью отечественного IT-рынка, помогла развитию таких компаний, как «Яндекс», «ТерраЛинк», «Элвис+», IBS и DPI Group.
Говорят, что бизнес-ангелам мешало не столько отсутствие свободных денег, сколько ущербное законодательство и неразвитая судебная система, неспособная отрегулировать отношения хозяев интеллектуальной собственности и инвесторов. Трудно было, например, разобраться в вопросах, как оценить и на каких условиях передать бизнесу интеллектуальную собственность, созданную на государственные деньги в государственных научных институтах. Ученые и изобретатели как огня боялись «хапуг-бизнесменов, которые оставят их без штанов», а бизнесмены, в свою очередь, не желали связываться с разработками, которые неизвестно кому принадлежат.
Роль своеобразного бизнес-ангела по-своему выполнял государственный Фонд содействия развитию малых форм предприятий в научно-технической сфере при правительстве (фонд Бортника), который должен был финансировать перспективные проекты. На этапе «Старт» малая инновационная компания получала грант в 20 тыс. долл. на год. На следующем этапе — «Темп» — фирма могла рассчитывать еще на 40 тыс. долл., правда, при условии, что найдет частного соинвестора, готового вложить свои 40 тыс. долл. В рамках российской экономики фонд, который распределял среди компаний порядка 1 млрд руб. в год, выглядел керосиновой лавкой.
«Тем не менее при нашем участии в период с 2003 по 2006 гг. на рынок со своей продукцией вышли 1,5 тыс. компаний», — с гордостью отмечал Михаил Шубин, в том время занимавший должность зам. директора фонда[12]. Главной задачей государства на этом этапе Шубин считал внедрение научных разработок, создание рабочих мест и возвращение в научно-техническую сферу убежавших из нее кадров.
Во всем мире малые компании с доходом до 6 млн долл. — основа высокотехнологичной экономики. Например, в США их в те годы было порядка 7 млн, они производили более половины ВВП страны, генерировали более 50 % инноваций и давали наибольший прирост новых рабочих мест. В России этот сегмент экономики был скорее мертв, чем жив. В 2006 г. общественная организация «ОПОРА России» насчитала по всей стране всего 30 тыс. таких компаний. Из них всего 15 % находились в рабочем состоянии[13].
