Эрнандо де Сото - Иной путь. Невидимая революция в третьем мире

Меркантилистские правительства считали оправданным вмешательство в область частных интересов, поскольку в те времена казалось немыслимым, что нация может процветать благодаря самопроизвольным усилиям ее граждан. Современная Европа вынесла из Средневековья веру в то, что все люди рождены в грехе и что на власть имущих лежит долг направлять судьбы и дела своих подданных, чтобы спасти их от самих себя. С этой точки зрения процветание и порядок можно было вообразить лишь в форме подчинения деятельности отдельных людей и их объединений высшим интересам государства. Предоставленные самим себе коммерческая и промышленная деятельность неизбежно должны были привести к бедности, голоду, болезням и смерти.

Долгом средневековых правителей было прямо вмешиваться в хозяйственную деятельность своих подданных, наделять их ресурсами и перераспределять эти ресурсы посредством жесткого регулирования, которое определяло, среди прочего, используемые в торговле единицы меры и веса, «справедливые» цены для производителей и потребителей, минимальную и максимальную заработную плату (для защиты работников и работодателей). Забота о будущих потребностях абсолютно исключалась, ибо рассматривалась как «спекуляция».

Эра меркантилизма началась с расширением европейской промышленности и международной торговли и с одновременным сокращением некоторых издержек феодальной воинственности. Экономическая скудость Средневековья стала уходить в прошлое, а частная деловая активность — набирать силу. Поскольку европейцы знали только средневековую систему правления, то они применили устаревшие политические методы к новым формам быстро набирающей вес частной экономической деятельности. Коммерческая и промышленная революция в Западной Европе происходили, таким образом, на фоне широкого государственного вмешательства в экономику и детального регламентирования производства.

В начале меркантилистской эры возрастающий объем частного производства, большие налоги и широкомасштабное регулирование давали государству значительный доход. Хотя меркантилистское правительство верило, что новая волна процветания сделает нацию великой, решающим фактором была власть государства. Поскольку богатство создавали не правители, а предприниматели, чью деятельность правительство санкционировало, к ним и перешла большая часть государственной власти. Значительная доля меркантилистской литературы той эпохи содержит аргументы в пользу созданных или частных интересов, причем политика, проводившаяся правительствами европейских стран в ту пору, была названа «меркантилистской» именно чтобы подчеркнуть важность купцов, «merchants». Европейский меркантилизм характеризовался тесными связями между вездесущим государством и привилегированной и крайне предприимчивой кликой предпринимателей. Давайте исследуем некоторые признаки этого явления, имеющего столь явные параллели с современным Перу.

Как и в современном Перу, в меркантилистской Европе возможность иметь признанное законом предприятие была уделом немногих избранных. Предпринимателю во всех случаях требовалось получить разрешение от короля или правительства. В Англии это было известно как «грамота» на привилегии. «Какую бы финансовую форму оно ни принимало, это было лишь набором прав и привилегий, отражавших суть сделки между государством и купцами. Последние получили официальную поддержку правительства при начале переговоров с основателями новой эры в торговле; территориальную монополию; право разрешать или запрещать допуск к рынку и, таким образом, гарантию доходов; право сдерживания розничных торговцев…; право создавать корпоративные организации для лоббирования в интересах своих групп. Государство в свою очередь приобретало нечто весьма для него желательное в период войн и инфляции: источник денег, и в особенности звонкой монеты.»[7]

В результате доступ к предпринимательству оказывался возможным только для отдельных лиц или групп, имевших политические связи и способных заплатить королю или его правительству за привилегию заниматься узаконенным бизнесом. Предприятия были подобны дойным коровам, снабжавшим правительство средствами для достижения их властных целей. Нередко случалось так, что государство не только взимало налоги, оговоренные грамотой, но и требовало для себя в предприятиях, именовавшихся смешанными компаниями, место пайщика и права на ссуды и дары. Действуя таким образом, государство осуществляло косвенное налогообложение потребителей.

Иногда государство для удовлетворения своих потребностей или потребностей групп, находящихся у власти, создавало собственные предприятия. Примером могут служить «королевские мануфактуры», основанные в XVIII в. в Испании по образцу тех, которые создавал во Франции Кольбер. Эти королевские фабрики, предшественницы современных государственных корпораций, подразделялись на две группы: одни производили оружие и амуницию (например, артиллерийские заводы), другие — предметы роскоши (гобелены, стеклянную посуду, фарфор). Большинство таких предприятий были неэффективны, велись с убытком и исчезли в конце XVIII — начале XIX в.

Со временем возникли другие законные пути создания предприятий и предоставления привилегий владельцам. В XVII в., например, английское государство давало некоторым гражданам привилегию создавать «юридические лица», которые могли бы возбуждать дела в суде, сохранять существование даже после смерти своих членов и отделять частные интересы от интересов предприятия, — так что последние получили лучшие возможности для приобретения ресурсов, чем любой отдельный человек. Создание частной ассоциации было столь великой привилегией, что в Англии граждане, основывающие ассоциации без явно выраженного разрешения короля или его правительства, подвергались наказанию. Когда англичане стали объединяться для приобретения ресурсов и управления ими, даже не рассчитывая на привилегии, английское государство расценило это как посягательство на его права и установленный порядок. В 1720 г. оно приняло так называемый «дутый» закон: хотя его объявленной целью было «упорядочивание частной инициативы», фактически он был направлен на оказание помощи крупным предприятиям в конкурентной борьбе за капитал с малыми компаниями.

В Испании региональные органы самоуправления и полиция стремились к предотвращению «нечестной конкуренции». Обладатели привилегий иногда брали закон в собственные руки, чтобы наказать любого, кто пытался нарушить их монополию. В 1684 г. жители г. Пастрана открыли ленточную фабрику, взяв за образец зарубежные фабрики такого рода. Все шло хорошо, пока в 1690 г. в близлежащем городе Фуэнте де ла Энчина не решили последовать их примеру. Жители Пастраны, получившие исключительную привилегию на производство в радиусе около 100 км, были возмущены. После продолжительных споров они взялись за оружие, атаковали город Фуэнте де ла Энчина, захватили станки и оборудование фабрики, а работников силой угнали в свой город как военнопленных.[8]