В. Галин - Капитал Российской империи. Практика политической экономии
По словам лидера партии эсеров В. Чернова, «понимание того, что на отсталой деревне лежит тяжелое бремя не только государственной надстройки, но и лихорадочно развивавшейся капиталистической промышленности, финансируемой правительством, а также страх, что крестьянство поймет это и сделает опасные политические выводы, заставляло власть намеренно сохранять невежество, безграмотность и культурную отсталость села, где единственной отдушиной для трудящегося крестьянина был кабак, который благодаря государственной монополии на спиртные напитки являлся еще одним способом опустошения мужицкого кармана»{906}.
Однако консервация массового образования неизбежно вела к все большему отставанию России от конкурентов. Именно на этот факт обращал внимание С. Витте в своем письме Николаю II в 1898 г.: «А просвещение? О том, что оно находится в зачатке, это всем известно, как и то, что мы в этом отношении отстали не только от европейских, но и от многих азиатских и заатлантических стран… Наш народ с православной душой невежествен и темен. А темный народ не может совершенствоваться. Не идя вперед, он по тому самому будет идти назад, сравнительно с народами, двигающимися вперед»{907}. С Витте констатировал: «Главный недостаток России заключается в отсутствии народного образования — в таком отсутствии, какое не существует ни в одной стране, имеющей хоть какое-нибудь притязание быть цивилизованным государством. Нигде в цивилизованных странах нет такого количества безграмотных, как у нас в России»{908}.
Реальная реформа образования начнется только с революцией 1905 г., когда крестьяне и рабочие в ряду своих первоочередных требований, озвученных в коллективной петиции к царю о рабочих нуждах от 9 января, выдвинут введение всеобщего бесплатного начального обучения. Это было сигналом того, по словам М. Вебера, что «крестьяне политически “проснулись”»{909}. Примером тому может служить решение одного из крестьянских сходов в Курской губернии: «одною из главных причин нашего бесправия служит наша темнота и необразованность, которые зависят от недостатка школ и плохой постановки в них обучения»{910}.
Требования всеобщего образования встретили яростное сопротивление правых. Так, предложенный в 1906 г. министром народного просвещения П. Кауфманом закон о всеобщем начальном обучении К. Победоносцев обозвал «бредом сумасшедшего»{911}. Другой видный представитель промонархической партии С. Шарапов заявлял, что народ не хочет «казенной школы», ибо она стала «школой ненависти и политического разврата, школой безверия и борьбы, а объектом последней явилась сама христианская душа народа, его вера, его быт…»{912}. Предводитель правых в Думе Н. Марков обращался к помещикам: «Ваши имения, ваша жизнь будет висеть на волоске, когда воспитанные в ваших безбожных школах ученики придут вас жечь, и никто вас защищать не будет»{913}.
Закон о всеобщем начальном образовании будет принят в 1908 г., и в 1911 г. уже около 43% всех детей посещало начальную школу{914}. Однако соглашение о введении всеобщего обучения будет подписано к 1913 г. только с 33% городов{915}. А закон о начальных училищах и введении всеобщего бесплатного обязательного начального образования, представленный Госсовету в 1912 г., так и не будет принят{916}.
Тем не менее, начальное образование получит широкое распространение. Государственные расходы на образование за годы правления Николая II выросли в 6 раз, еще больше выросли расходы земств, которые покрывали более половины всех расходов на начальное образование. Но было уже слишком, слишком поздно… европейские рабочие к этому времени имели опыт образования уже 3–4-х и более поколений. Поколенческая преемственность образования, особенно на начальных этапах, определяет качество общественной среды и как следствие во многом качество самого человеческого капитала.
Законы о всеобщем обязательном бесплатном начальном образовании были приняты: в Пруссии в 1717–1763 гг., в Австрии в 1774, в Дании в 1814, в Швеции в 1842, в Норвегии в 1848-м, в США — в 1852–1900 гг., в Японии в 1872-м, в Италии — в 1877-м, в Великобритании и Франции в 1833–1880/1882 гг. В то же время многие из этих стран были гораздо богаче России и обладали на порядок большей долей средних классов, которые имели возможность задолго до введения бесплатного образования получить платное. В России же, по словам Р. Фадеева, потратившей «все свои силы без остатка на создание образованного русского общества»{917}, его доля, по оценке С. Волкова, составляла всего 2–3% населения страны{918}.
Причем в большинстве оно было замкнуто в своем «образованном» круге и с реальной жизнью не соприкасалось[87]. Как замечал в этой связи С. Булгаков: «Развитие производительных сил и вообще успешности производительного труда… в сущности находит далеко недостаточную оценку в нашем общественном сознании, встречает в себе высокомерное пренебрежительное отношение», в среде интеллигентских профессий, которые «обыкновенно оцениваются <…>, как нечто высшее, идейное, достойнейшее»{919}.
Государственные расходы на образование, в млн. руб. и в % от расходов бюджета{920}Всеобщее образование было вопросом выживания России, однако с другой стороны оно же несло и смертельную угрозу. Ту угрозу, о которой предупреждала Екатерина II, которой боялись Николай I и Александр III, о которой писали Н. Тургенев и А. Кюстин, о которой твердили правые в Государственной Думе. Которую предрекал в 1810 г. Ж. де Местр: «Дайте свободу мысли тридцати шести миллионам людей такого закала, каковы русские, и я не устану повторять — в то же самое мгновение во всей России вспыхнет пожар, который сожжет ее дотла»{921}.
Ф. Достоевский по этому поводу в 1877 г. замечал: «Да великий народ наш был взращен как зверь, претерпел мучения еще с самого начала своего, за всю свою историю тысячу лет, такие, каких ни один народ в мире не вытерпел… Не корите же его за “зверство и невежество”, господа мудрецы, потому, что вы, именно вы-то для него ничего и не сделали. Напротив вы ушли от него, двести лет назад, покинули его и разъединили с собой, обратили его в податную единицу и в оброчную для себя статью, вами же забытый и забитый, вами же загнанный как зверь в берлогу свою»{922}.
«Реформы, а главное грамотность (хотя бы даже самое малое соприкосновение с нею), — продолжал Ф. Достоевский, — все это бесспорно родит и родило уже вопросы, потом пожалуй сформирует их, объединит, даст им устойчивость и… кто ответит на эти вопросы?… Духовенство наше не отвечает на вопросы народа уже давно… О ответов конечно, будет множество, пожалуй еще больше чем вопросов… но ответ родит еще по три новых вопроса, и пойдет это все нарастая, crescendo. В результате хаос»[88].
Распространение образования в низших классах вызвало тот же нигилистический эффект, что и в высших слоях русского общества веком ранее. И точно также пробудившиеся низшие сословия потребовали своих прав, которые также нечем было материально обеспечить. Их было нечем даже сдемпфировать из-за крайне ничтожной прослойки в России амортизирующего третьего элемента — образованных средних классов. Ситуация многократно осложнялась тем, что светское образование в России распространялось не постепенно, эволюционно, что позволило бы сформировать определенную культурную среду, а взрывообразно в последний момент.
Не случайно с началом революции 1917 г. В. Вернадский придет к выводу, что «в значительной мере все переживаемое находится в теснейшей связи с той легкомысленной небрежностью, с какой русское общество поколениями относилось к вопросам народного образования»{923}. А. Деникин, подводя итоги, в свою очередь констатирует: «долгие годы крестьянского бесправия, нищеты, а главное — той страшной духовной темноты, в которой власть и правящие классы держали крестьянскую массу, ничего не делая для ее просвещения, не могли не вызвать исторического отмщения»{924}.
Но главное, образование в российских условиях, порождало такие вопросы, на которые не могли ответить не только наследники феодализма, но и протагонисты капитализма. Для преодоления хаоса России требовались какие-то новые идеи…
Сталин и демография
До сих пор сущность и действие закона народонаселения не были поняты. Когда политическое неудовольствие присоединяется к воплям, вызванным голодом, когда революция производится народом из-за нужды и недостатка пропитания, то следует ожидать постоянных кровопролитий и насилий, которые могут быть остановлены лишь безусловным деспотизмом.