Елена Котова - Откуда берутся деньги, Карл? Природа богатства и причины бедности
Например, в Норвегии ВВП на душу населения – 97 тысяч долларов в год. В каком-то Люксембурге, где и производят-то неизвестно что, еще выше. В Штатах – 60 тысяч на нос, в Германии – 42 тысячи. В России – чуть больше девяти. Россияне живут сегодня лучше, конечно, чем лет 30 назад, но почему они настолько беднее норвежцев или немцев? Почему в России так медленно идет технический и технологический процесс, а от слова «модернизация» уже всех воротит: все о ней говорят, но никто не видел ее плодов. Почитаешь Маркса, и становятся ясны причины отсталости России, хотя о ней Маркс не сказал ни слова.
Всех, кто постарше, в институтах от марксизма тошнило. Понять, как вера уживается с законами, из которых она не вытекает, было невозможно, приходилось просто зубрить. Мешанина из законов и заклинаний о благе диктатуры пролетариата настолько ничего не объясняла, что к концу XX века преподавание политэкономии отменили за ненадобностью. Отменили-то правильно, но попутно сдали в утиль и экономическое учение Маркса. Лишив тем самым современных людей возможности понять устройство экономического механизма. Вот все и рассуждают о прибыли, цене, рентабельности, рынке и прочих экономических материях «на пальцах». А по каким законам рынок с его прибылью, ценами и всеми остальными атрибутами движет общество? И куда движет?
Сознание современного человека надо заново подружить с трудом Das Kapital Маркса, ведь открытые им законы действуют и сегодня, объясняя все устройство общественного механизма. Что «у нас», что «у них», в передовых странах Атлантики. Не поняв его, сложно рассуждать и о кейнсианстве, и о том, чем монетаризм Фридмана отличается от общества «благосостояния для всех», которое в Германии строил Людвиг Эрхард. Не поставить на твердую основу споры о переустройстве России, перестав размахивать ярлыками – «рыночник», «государственник», «социальное партнерство» и «эксплуатация», которые уже набили оскомину.
Самый ключевой закон
Еще до Маркса люди своими глазами видели, как растут богатства, но объясняли этот рост по-разному. Сходились в одном – все капиталисты захвачены конкуренцией, это лежит на поверхности. Экономисты, писал Маркс, переводят «своеобразные представления капиталистов, захваченных конкуренцией, на якобы более теоретический… язык», их утешает, что прибыль общества растет, «но и это утешение покоилось на одних общих местах… Как в конкуренции, а следовательно, и в сознании ее агентов все выражается в искаженном виде; точно так же искаженно выражается в конкуренции и в сознании ее агентов и этот закон…»[2]
Этот закон – закон тенденции нормы прибыли к понижению. Можно сказать, ключевой закон. Норма прибыли понижается, а ее объем, или масса, растет. Этот парадокс не объяснить, скользя взглядом по поверхности и видя только конкуренцию. А в этом ключ к пониманию развития капиталом общества.
Маркс объяснил, что капитал делится на постоянный и переменный. Постоянный капитал – стоимость машин. Переменный – стоимость рабочей силы. Такие названия он дал этим двум частям капитала не случайно.
Использование машин продиктовано технологией, они участвуют в производстве целиком, и стоимость этой части капитала в процессе производства не растет, а, наоборот, уменьшается – ведь идет износ. Отсюда и слово «постоянный». К этой части капитала надо добавить и вторую – которая позволяет капиталисту купить рабочую силу. И вот вопрос о том, сколько она стоит, до Маркса всегда был камнем преткновения.
Стоит она ровно столько, сколько нужно рабочему, чтобы прожить, – заплатить за еду, жилье, одежду, прокормить и выучить детей: ведь будущему капиталу потребуется рабочая сила следующего поколения. Но ведь и есть, и одеваться можно по-разному, жить можно в тесноте и без удобств, а можно и в комфорте. Маркс не вычисляет, сколько нужно денег рабочему «объективно», потому что такого понятия нет и вычисления тут не помогут. Но Маркс объясняет принцип: как стоимость, которую производит труд рабочего, делится между ним и капиталистом.
Допустим (условно), что среднему рабочему на прокорм семьи нужно 1000 долларов в месяц, это и будет стоимость рабочей силы. Попросту – зарплата рабочего. В месяце 4,5 недели по 40 часов, итого – 180 рабочих часов. Если за один час рабочий способен произвести продукт стоимостью 10 долларов, то за месяц он произведет стоимость 1800 долларов. Свою тысячу зарплаты он создаст за 100 часов, значит, остальные 80 он будет бесплатно трудиться на капиталиста.
Все это время рабочий будет создавать для него прибавочную стоимость. То есть он создаст стоимость большего объема, чем та часть капитала, которую на него потратили. Потому Маркс и называет эту часть капитала переменной, что в процессе производства она – в отличие от капитала, вложенного в станки, – растет. Получается, что без рабочей силы не будет роста капитала. А если среднему рабочему на прокорм надо не 1000 долларов? Мы же взяли эту цифру с потолка, подогнали, короче, цифры.
Так в том-то и дело, что если рабочий в час способен произвести только на 5 или 7 долларов, то и общественная стоимость рабочей силы будет ниже, чем тысяча: капиталист же в любом случае должен свое отмусолить, иначе зачем ему рабочие, если у него в итоге только бульон от яиц. А если в час рабочий производит стоимость в 15 или 20 долларов, то стоимость рабочей силы может подняться до двух или двух с половиной тысяч в месяц. Прямой корреляции тут нет, потому что в конкретной жизни в процесс вмешиваются и переговоры рабочих с капиталистами, и политика. Рабочий может бесплатно трудиться на капиталиста не 80, а только 40 часов в месяц или, наоборот, все 100…
Стоимость рабочей силы определяется не вычислениями, а отношениями слоев и классов в обществе, их торговлей друг с другом, их взаимными компромиссами. Но если рабочий производит только 5 долларов в час, то, скорее всего, в таком обществе нормой будет считаться, если он спит на тюфяке. А когда он производит – условно – 20 долларов в час, да еще и капиталиста заставляет отмусоливать себе не 800, а только 700 или 650 долларов от каждого отработанного месяца, то нормой становятся две машины у собственного дома и отпуск у моря. Кажется, что это только торговля, переговоры между двумя классами, но и это не так просто, как кажется. Прежде всего стоимость товара «рабочая сила» определяется производительностью ее труда. Она меняется, растет в каждой стране по-разному, дает каждой стороне – капиталисту и рабочему – разные рычаги торговли друг с другом. Маркс утверждал, что противоречие между капиталом и трудом неразрешимо, а на самом деле оно решается на каждом этапе и в каждой стране. Но общий-то принцип не меняется. Если это понять, то становится ясно, почему в Норвегии ВВП на душу населения выше, чем в США, а в Германии – выше, чем в России: переменный капитал в каждой из этих стран работает с разной производительностью.
Тянет сказать – на пальцах-то, – что производительность растет под давлением конкуренции. Правильный, но неубедительный ответ. Как конкретно конкуренция помогает производительности расти? Вот тут на авансцену выходит закон тенденции нормы прибыли к понижению.
В нашем условном примере один рабочий за месяц производил 1800 долларов, из которых 800 долларов становились прибылью капиталиста. Это в среднем, в обществе. Но если за этот месяц в одной отрасли постоянного капитала расходуется 4000 долларов, а во второй – 8000 долларов, то в первой отрасли норма прибыли будет 20 %, а во второй только 10 %. В отраслях, где доля живого труда выше, выше прибыль. Ведь там выше доля той части труда, которую капиталист не оплатил.
В отрасли № 1 – швейной, к примеру, – требуется меньше станков и больше рабочих, чем в отрасли № 2 – производстве стиральных машин. Значит, в швейной отрасли будет выше норма прибыли, это вполне согласуется с жизненными наблюдениями. Трудоемкие отрасли более рентабельны, чем капиталоемкие. Видя это, капитал стремится именно в отрасль № 1, в ней растет конкуренция. Думая, как выжить, капиталист решает применять новое оборудование, производит новые ткани, например полиэстр вместо шелка, он дешевле. Оборудование, правда, придется покупать более дорогое, зато затраты на производство одного платья понизятся. Вроде бы норма прибыли должна от этого вырасти? А она-то как раз снизится, потому что оборудование подорожало, значит, отношение переменного капитала к постоянному снизилось. Зато выросли и абсолютный масштаб производства, и объем общей прибыли. А капиталист попутно модернизировал швейную отрасль № 1, да еще и себестоимость единицы товара понизилась, что мы тоже знаем из жизни – синтетическая одежда все больше теснит дорогие вещицы из шелка и шерсти.
В отрасли № 1 изменилось строение капитала, то есть соотношение постоянной (оборудования) и переменной (рабочей силы) частей. «Стоимостное строение капитала, поскольку оно определяется его техническим строением и отражает это последнее, мы называем органическим строением капитала… Капиталы, которые содержат больший процент постоянного и, следовательно, меньший процент переменного капитала, чем средний общественный капитал, мы называем капиталами высокого строения…»[3]
