Василий Галин - Последняя цивилизация. Политэкономия XXI века

Ослабление валюты одной из крупнейших экономик мира, не может не вызвать и международных проблем. И сегодня многие эксперты уже расценивают меры японского правительства по ослаблению йены, как развязывание мировой валютной войны [586].

Европейцы, очевидно, учли опыт Японии и решили не искушать судьбу: сразу после падения Берлинской стены и объединения Германии они пошли дальше и на основании Маастрихтских соглашений 1991 г. создали Европейский Союз.

Беспокойство европейцев можно понять, ведь европейское экономическое чудо, также как и японское, возникло не на пустом месте: после Второй мировой войны, в отличие от Первой, Америка оказалась не просто благосклонна, а неслыханная щедра к побежденным [587]. Откуда взялась эта щедрость, указывал документ Объединенного комитета начальника штабов от 9 апреля 1947 г.: «Необходимо приобретать надежных друзей в районах, которые в случае войны с нашими идеологическими противниками могут иметь стратегическое значение для Соединенных Штатов…» [588] По мнению бывшего вице-канцлера Третьего рейха Ф. Папена, Вашингтон достиг своей цели: «План Маршалла и мероприятия, ставшие его продолжением, были разработаны для того, чтобы помочь Старому Свету физически и морально вновь встать на ноги и подготовиться к началу великой идеологической баталии. столь величественные жесты в политике можно видеть крайне редко, однако в результате европейцы становились не просто благодарны америке, но делались ее активными помощниками» [589] .

По плану Маршалла, европейским странам было выделено для восстановления 12,6 млрд долларов (более 9 % ВВП США) [590]. Но это была далеко не самая важная часть помощи. В рамках плана Маршалла Америка пошла на беспрецедентный шаг, который невозможно представить себе относительно России 1990-х, она наложила мораторий на иностранные инвестиции, чтобы пострадавшим от войны немецким компаниям не пришлось вступать в соревнование, пока они не восстановятся. За этим, по мнению С. Айзенберг, стоял вовсе не альтруизм: «Экономика была в кризисе, в Германии было много левых, так что им (Западу) нужно было как можно быстрее завоевать доверие немецкого народа» [591]. Но главная помощь Германии заключалась не в деньгах и даже не в «воздержании», а в открытии Америкой своих рынков для европейских товаров.

Создание Европейского Союза диктовалось, прежде всего, необходимостью решения возникшей геополитической проблемы: Европейское единство, утверждал канцлер Г. Коль, вопрос жизни и смерти; от этого зависит, будет ли в XXI веке мир или война [592]. В документе ХДС/ХСС под названием «Размышления о Европе от 1994 г.» разъяснялось: «Единственную возможность предотвратить возврат к нестабильной довоенной системе, где Германия оказывается на границе между Востоком и Западом, дает интеграция центрально— и восточно-европейских соседей Германии в европейскую послевоенную систему и налаживание широкомасштабного сотрудничества с Россией… Если европейская интеграция не будет развиваться, соображения собственной безопасности могут вынудить или подтолкнуть Германию к самостоятельной стабилизации Восточной Европы традиционным путем » [593].

Но главную угрозу безопасности Германии (и Европы) представляли не геополитические, как это можно подумать, а экономические проблемы. Они были сходны с теми, которые угрожали и Японии. И не случайно. По своей экономической и ментальной модели Германия и Япония очень близки, отмечал немецкий дипломат Г. фон Дирксен еще в 1930-х гг.: для обеих стран «любой сбой в регулярном потоке импорта — экспорта неизменно угрожал самому существованию государства» [594].

«В фундаментальных проблемах отношений личности и государства и немцы, и японцы по разным причинам пришли к одному и тому же выводу. Согласно их философии, государство должно быть институтом высшим и первичным, которому подчинены все личные интересы и желания индивидуума. Лишь работая на благо общества и граждан, объединенных в государство, индивидуум может выполнить высочайшую обязанность, возложенную на него богом, а именно: способствовать дальнейшему повышению благосостояния соотечественников…», — Г. Дирксен [595].

Ключевой проблемой Германии в конце ХХ в., так же как и Японии, стал устойчивый профицит торгового баланса, что вело к усилению национальной валюты и торможению экономики. Кроме этого, у немцев, как и у японцев, все чаще возникали подозрения относительно добросовестности их заокеанского партнера.

Например, К. Меритц из Deutsche Bank увидел в падении доллара 1995 г. «сознательную политическую стратегию со стороны американцев», направленную на удешевление собственной продукции на зарубежных рынках.

По словам Г. Мартина и Х. Шуманна, экономическая статистика зафиксировала победу долларовых стратегов. Рост экономики Германии составил лишь половину ожидаемого показателя; ослабление доллара послужило поводом для массовых увольнений. Япония понесла более существенный урон.

Ее чистая прибыль от торговли с Соединенными Штатами за какие-то двенадцать месяцев сократилась на три четверти, в стране началась дефляция, при этом число безработных удвоилось [596].

Для выживания промышленной Германии необходимо было создать свой «национальный» рынок, независимый от таможенных границ, доллара и валютных спекулянтов. И Германия вновь вернулась к идее, лелеемой ею вот уже более века, — идее, ради которой начались две мировые войны — идее «Срединной Европы».

В своей «Памятной записке о целях войны» канцлер Бетман-Гольвег в 1914 г. в частности писал: «Абсолютно императивным является требование, чтобы Срединная Европа … образовывала единую экономическую общность». В 1915 г. Ф. Науманн в своей книге «Срединная Европа » обосновал, что ею должен стать экономический и таможенный союз европейских государств под германским руководством [597]. Идея возродится вновь в середине 1930-х гг.: все здание новой германской конструкции, отмечал Э. Генри, базировалось на все той же «среднеевропейской доктрине», цель которой заключалась в том, чтобы «создать свою новую систему рынков, которая не уступала бы по емкости рынкам… соперников» [598] [599].

Идею в современном виде удалось реализовать после окончания холодной войны. Объединение Германии возродило ее в виде самой мощной экономической и политической силы Европы. Ее роль, по словам А. Уткина, воспринималась европейцами в русле идеи, что «в мире будущего не азиатский блок, а Великая Европа, ведомая Германией…, будет главным экономическим блоком мира». И у европейцев были веские основания для возникновения подобных идей, полагал британский дипломат: «Если вы спросите в любой европейской стране, какие связи являются для данной страны самыми важными, ответом неизменно будет — с Германией, хотя и сказано это нередко будет сквозь зубы» [600] .