Хесус Уэрта де Сото - Деньги, банковский кредит и экономические циклы
Недопустим также довод, будто статья 1768 Гражданского кодекса Испании предполагает, что в договорах иррегулярной поклажи присутствует разновидность «подразумеваемого, или невысказанного, соглашения», по которому вкладчики наделяют банкиров полномочиями использовать деньги со вклада. Это направление рассуждений недопустимо главным образом потому, что статья 1768 говорит о разрешении «использовать хранимые вещи», а мы знаем, что не полномочия использовать вещи делает договор денежной поклажи договором иррегулярной поклажи. Такие полномочия присущи всем поклажам заменимых вещей, самая природа которых не допускает их обработки в индивидуальном порядке. В некотором смысле отсюда вытекает передача права собственности, которая, в свою очередь, подразумевает дозволение хранителю использовать эти вещи. Однако мы уже видели, что здесь передачу прав собственности и возможность использовать переданные на хранение вещи следует понимать в общем смысле. Если отследить движение хранимых индивидуальных единиц не представляется возможным, тогда, конечно, есть основания рассматривать это как переход собственности и предоставление полномочий использовать конкретные хранимые единицы. Однако логически это полностью совместимо с требованием 100 %-ного резервирования, т. е. хранения и обеспечения сохранности tantundem и его доступности для поклажедателя. В этом заключается главное обязательство банкира, лежащее в основе важнейшей причины договора поклажи. Иными словами, сущность и природа договора иррегулярной поклажи определяются не переходом полномочий по использованию вещей, а заменимой природой передаваемых на хранение предметов и целью договора. Передача полномочия использовать переданные на хранение вещи может происходить независимо от иррегулярной поклажи, и именно это происходит, к примеру, при договоре mutuum (займа). Как нам известно, причина заключения этого договора, или его мотив, коренным образом отличается [от причины, или мотива, договора иррегулярной поклажи] и влечет за собой не только передачу права собственности и власти использовать вещи, но и передачу доступа к вещам, заимодавцем в этот момент утрачиваемого. Поэтому, а также согласно Коппа-Дзуккари ненужным и неточным является утверждение, будто в результате разрешения поклажедателя (выраженного или неявного) договор иррегулярной поклажи превращается в договор займа (mutuum). В таком разрешении, во-первых, нет никакой необходимости в том смысле, что договоры иррегулярной поклажи уже в силу своей природы содержат передачу собственности и полномочий на использование вещей (что логически совместимо с фундаментальным обязательством держать 100 %-ный tantundem в резерве). И, во-вторых, это утверждение неточно, поскольку передача полномочий на использование переданных на хранение вещей никоим образом не меняет изначальную причину договора, которая состоит исключительно в хранении и обеспечении сохранности tantundem[221]. На деле в связи с предполагаемым разрешением (выраженным или неявным) использовать переданные на хранение вещи существуют лишь три логические возможности. Рассмотрим каждую из них по отдельности.
Во-первых, можно предположить, что подавляющее большинство вкладчиков не знают о том, что, внося деньги в банк, они в то же время уполномочивают банкира использовать их для извлечения собственной прибыли в частных предпринимательских сделках. Разумеется, в большинстве своем вкладчики, делая вклад до востребования, искренне считают, что всего-навсего заключают договор иррегулярной поклажи, важнейшая цель которого – передача денег банкиру на хранение и сохранность. Во всех случаях банкир одновременно получает деньги, как если бы это был заем, или mutuum, – т. е. он полагает, что ему передан полный доступ к вещам, и он поэтому полномочен использовать эти вещи в собственных сделках. Очевидно, что причина (мотив) участия в договоре каждой из сторон не совпадают с целями другой стороны: одна вступает в договор, полагая, что это договор поклажи, и передает деньги другой стороне, исходя из этого допущения, а другая получает деньги, как если бы это был заем, или mutuum, и, исходя из этого, инвестирует их. Следовательно, это очевидный случай error in negotio, т. е. ошибка в существе сделки, которая делает сделку юридически ничтожной[222]. Такое заключение многим может показаться непомерной крайностью, но трудно прийти к чему-то другому, основывая анализ на юридических доводах и принципах, присущих изучаемым нами договорам[223].
Во-вторых, предположим теперь, что часть клиентов банка (или все клиенты) заключают договор вклада, полностью понимая и принимая то, что банки инвестируют (или ссужают и т. п.) большую часть денег со вкладов. Даже в этом случае такое знание и гипотетическое санкционирование не умаляют важнейшей цели (причины) договора с точки зрения клиентов, в чьи намерения по-прежнему входит доверить свои деньги банкиру для сохранности, т. е. заключить договор денежной иррегулярной поклажи. В этом случае договор, который заключили, по их мнению, вкладчики, невозможен как с технической, так и с юридической точки зрения. Если они разрешают банкиру использовать деньги, то эти деньги больше не могут быть доступны для них, а ведь именно [постоянная доступность этих денег] является важнейшей причиной (целью) договора. Помимо этого, в главе 5 будет показано, что с точки зрения экономической теории в банковской системе с частичным резервированием массовое заключение договоров и «закон больших чисел» не гарантируют возможность выполнения всех запросов вкладчиков на полное изъятие вкладов. Сейчас мы не станем вдаваться в детали нашего тезиса; скажем лишь, что он опирается на признание того, что действующая банковская система производит кредиты, не обеспеченные реальными сбережениями, которые, в свою очередь, поощряя бездумное инвестирование ресурсов, вызывают рост неблагоразумно проинвестированных производственных активов. Последние либо не стоят ничего, либо их стоимость ограниченна и потому неспособна уравновесить соответствующие депозитные счета в балансах банков. Следовательно, банки постоянно тяготеют к неплатежеспособности, периодически оказываясь неспособными исполнять свои обязательства (без внешней поддержки в лице центрального банка).
К тому же, если в порядке дискуссии предположить, что к банковскому делу применим закон больших чисел, то в условиях частичного резервирования договор вклада явным образом становится договором пари[224], [225]. При таком договоре поставка банковских услуг в любом случае становится неопределенным событием, зависящим от обстоятельств, специфических для каждого случая[226]. Неопределенность договора проистекает из возможности того, что владельцы известного процента вкладов, превышающего значение коэффициента резервирования, попытаются изъять вклады, но это удастся не всем. Свои деньги смогут вернуть только те, кто придет первым, а те, кто обратится в банк после того, как будет пройдена определенная точка, не получат ничего. Разумеется, даже вкладчики, описываемые нашей второй гипотезой, не намеревались заключать договор пари, завершающийся описанной выше лотереей. Поэтому во втором случае наиболее логичным будет вывод о ничтожности договора, так как его цель невозможна (без 100 %-ного коэффициента резервирования невозможно гарантировать, что банкир всегда сможет исполнить свои обязательства), или что предполагаемое санкционирование вкладчиками [использования средств, внесенных ими на депозит] не имеет юридической силы, так как важнейшей целью все же является сохранность вещей, а это неизбежно и обязательно требует 100 %-ного tantundem[227].
