Новая русская доктрина: Пора расправить крылья - Багдасаров Роман Владимирович
Преодолевая последствия катастрофы, последовавшей вслед за развалом СССР, мы уже сегодня определяем для себя ориентиры нового будущего. Мы стремимся к новому национальному триумфу, сопоставимому по своим масштабом с Победой в Великой Отечественной войне, запуском первого спутника, первым полетом человека в космос. Символами этого триумфа станут космические полеты на Марс и программы добычи полезных ископаемых на Луне, новая полярная и арктическая эпопея и газификация Восточной Сибири и Дальнего Востока, создание новых видов «оружия двадцать первого века» и современного флота, воссоздание единого евразийского политического и экономического пространства на новой, современной основе. Все это — вполне реальные цели, публично озвученные политическим руководством РФ и менеджментом государственных корпораций. Однако все они — лишь маяки будущего, путь к которому все еще не определен до конца. Преодолев политический и экономический кризис, Россия должна выйти из кризиса управленческого, кризиса технологического, кризиса нравственного, кризиса идей, кризиса идентичности. Наш доклад — это попытка создать навигационную карту, оптимальный маршрут для движения к намеченным целям.
Глава 1. Возвращение идеологии
1.1. Бытие и смысл
Нуждается ли общество в осознании неких общих ценностей, выражающих его чаяния и содержащих в себе желаемый образ более счастливой, более совершенно и достойно организованной жизни? Может ли нация как развивающийся и многофункциональный организм достичь качественно нового уровня развития без представления о том, что этот новый уровень будет собой представлять, — иначе говоря, без образа своего будущего? Наконец, может ли этот образ существовать сам по себе, вне представления о месте нации в окружающем мире?
О том, как наиболее разумно организовать общество, как сделать его устройство более благоприятным для развития всех его граждан, задумывались великие умы древнейших цивилизаций. Тот факт, что имена Сократа и Платона остаются путеводными светилами мировой общественной мысли, сам по себе свидетельствует о том, что поставленные выше вопросы не являются праздными и продолжают занимать умы всего мира.
Однако ни в какой стране вопросы «Кто виноват?» и «Что делать?» не назывались «вечными» и не поднимались с такой настойчивостью вновь и вновь, как в России, — особенно в те тяжкие времена, когда общество и государство оказывалось на распутье. Эти так называемые смутные времена были распутьем не только политическим. В эти времена сдвигалась с места вся сложившаяся общественная структура, ведущие сословия меняли функциональные роли, основы хозяйства и механизмы распределения национального достояния выходили из строя и требовали замены сверху донизу, социальные бедствия достигали степени национальной катастрофы. Поднимаясь с колен, общество пыталось понять, что с ним произошло, искало пути выхода из бедственного состояния, выдвигало из своей среды личностей особого масштаба, не обязательно принадлежащих к высшему сословию.
Так называемые вечные вопросы, иногда именуемые проклятыми, выражают неотъемлемые составные части коллективного, общенационального самосознания, получающего вербальное выражение в идеологии. Образ будущего как высший, завершающий элемент любого полноценного идеологического концепта не может возникнуть без формулирования сущности добра и зла. Эта поляризация добра и зла становится ясна и наглядна, как правило, во времена испытаний и бедствий, когда всем слоям общества становится очевидна жизненная необходимость выработки единой системы ценностей, увенчанной национальной мечтой.
Напротив, относительно благоприятные периоды существования нации создают риск размывания граней добра и зла и соответственно грани приемлемого или неприемлемого политического, экономического и социального поведения. Это размывание граней предшествует собственно политическому решению об отказе от образа будущего — иногда в непосредственно законодательной форме, как это было сделано на I съезде народных депутатов СССР.
То обстоятельство, что истоки этого искушения длительно не были осознаны обществом, а само существо политической трансформации маскировалось эйфорией процесса перемен, лишь углубило общественное разочарование пореформенной реальностью. Существенно, что центральным ощущением этого массового психологического кризиса, получившего непосредственное социально-демографическое выражение, была утрата осмысленности жизни и деятельности в связи с потерей общей цели, объединяющей и собирающей нацию в единое целое.
Новая власть, получившая в руки бразды правления после национальной катастрофы 1991 года, при всех ее известных недостатках задумывалась о вехах нового пути: уже осенью 1992 года Борис Ельцин дал прямое поручение группе своих советников о разработке новой национально-государственной идеологии. Это поручение, осмеянное либеральной прессой, по существу не могло быть исполнено как в силу незавершенности осознания обществом характера и качества совершившихся перемен, так и в силу стремительного падения авторитета федеральной власти.
За последующие пятнадцать лет общество смогло не только осмыслить перемены, не только осознать тупиковый характер слепого следования глобализационному стандарту. Ко второй половине первого десятилетия нового века на смену массовому психологическому кризису приходит новый социальный оптимизм, происходящий как из самой энергии преодоления кризиса, так и из постепенно укрепившегося доверия к новому российскому руководству. Этот социальный оптимизм закономерно сопровождается поиском новых смыслов и первыми опытами формулирования новой общенациональной системы ценностей.
Новая памятная дата России — День народного единства — глубоко исторически осмыслена. Выбор этой даты не был случайным: образы гражданина Минина и князя Пожарского, спасающих русскую землю на грани краха русской цивилизации, носились в воздухе и были запечатлены в политической агитации патриотической общественности еще в тот период, когда само слово «патриотизм» подвергалось глумлению. Сегодня, когда российская власть последовательно отстаивает национальные интересы, когда Россия восстанавливает свое влияние в мире и приступает к восстановлению своего производительного, в том числе военного, потенциала, патриотические смыслы подлежат воплощению в цельном доктринальном изложении. Эта потребность сегодня в отличие от начала 90-х годов становится стимулом для встречного интеллектуального движения общества и власти, проистекая из самого общественного бытия.
Сам День народного единства полноценно «привьется», станет общенациональной смысловой точкой отсчета с того момента ближайшего этапа национального развития, когда новая система ценностей, отчетливо формулирующая сущности добра и зла, станет предметом общественной консолидации как естественного и исторически необходимого процесса.
1.2. Кто виноват и что делать?
Стихийное возникновение общественных движений, ищущих истоки общественных бедствий в чужеродных иноэтнических элементах, «заполонивших» русскую землю, можно рассматривать как проявление «болезни роста» национального самосознания. В то же время совершенно очевидно, что суррогатные образы зла формулируются в ситуации несформированности зрелого представления об общественном благе и общественном пороке, об источниках и поддерживающих системах тех сил, которые благоприятствуют нации или, напротив, тормозят ее развитие.
Между тем политические события, произошедшие во многом по воле случайности и скрывающие за собой неразличимые на первый взгляд экономические мотивы, могут играть роль «фактора прозрения», расставляющего по местам подлинные сущности добра и зла. Таким ситуационно случайным, хотя и стратегически закономерным, событием было разрушение памятника ветеранам Второй мировой войны на холме Тынисмяги в Таллине. Этот эпизод прочертил линию подлинного смыслового противостояния, не только придал очертания образу реального врага, уходящего в историю и затрагивающего память поколений, но и высветил характерные свойства международного окружения, его подлинное восприятие как собственной истории, так и России вне всякой зависимости от сущности ее общественно-политического устройства.
