Алексей Косыгин. «Второй» среди «первых», «первый» среди «вторых» - Телицын Вадим Леонидович
Постановление ГКО СССР № 1066с «О комитете разгрузки». 25 декабря 1941. [РГАСПИ. Ф. 644. Оп. 2. Д. 30. Л. 179]
Учитывая страшный дефицит подвижного состава, в первую очередь — вагонов, нужно было навести порядок в направлении приоритетных грузов. В январе 1942 года Микоян и Косыгин подписали жесткое постановление «о разгрузке вагонов с местными грузами». На все железнодорожные магистрали были направлены уполномоченные, которые совместно с начальниками железных дорог и с представителями местной власти и наркоматов выясняли происхождение и назначение грузов, принимали решения по выгрузке местных. НКПС отныне обязан был сообщать в Госплан СССР сведения о передаче грузов предприятиям, что находило отражение в плановых корректировках.
Именно Косыгин предложил проводить на всех магистралях перепись вагонов с эвакуированными грузами. Фиксировались номер вагона, его маршрут, груз, его принадлежность тому или иному наркомату и предприятию[147]. Это упростило доставку оборудования эвакуированных заводов по назначению. Для бездокументных грузов организовали специальные базы, где такие вагоны разгружали. Причем эти грузы также строго учитывались, о них сообщалось в Госплан.
Комитет по разгрузке железных дорог просуществовал до марта 1942 года[148].
Снова в Ленинграде
Новый 1942-й год Косыгин встречал вместе с Николаем Алексеевичем Вознесенским (тогда — первый заместитель председателя союзного Совнаркома) и бывшим коллегой по Ленинграду Петром Сергеевичем Попковым (в 1941-м — член Комиссии по вопросам обороны города). Неожиданно Косыгина вызвали к телефону. Это был Сталин:
— Что делаете? Новый год встречаете? С кем? Каким образом вместе собрались?
Выслушал, пару секунд промолчал, потом произнес:
— Оставь их, а сам приезжай к нам.
В 3 часа ночи Косыгин был у Сталина на «ближней даче». За столом — Маленков, Берия, Хрущев. Неожиданно, между общим разговором, Сталин сказал, что Алексея Николаевича решено отправить в Ленинград. Берия тут же вспомнил о летней командировке в город на Неве, о том, как лежали под бомбежкой в канаве, а Алексей Николаевич — как проезжал по улицам родного города и не узнавал его — развалины, «ежи», зенитки, бомбоубежища…
Докладная записка Л. М. Кагановича, А. Н. Косыгина, Н. А. Вознесенского, Л. П. Берии И. В. Сталину о направлении на утверждение проекта постановления о строительстве железной дороги от станции Войбокало до Ленинграда. 10 января 1942. [РГАСПИ. Ф. 644. Оп. 2. Д. 33. Л. 6]
К разговору вернулись 17 января, когда Косыгина вызвали к Сталину в Кремль[149]. Через два дня Алексей Николаевич был назначен уполномоченным ГКО в блокадном Ленинграде. Там ему предстояло решать целый комплекс задач: эвакуация населения и предприятий, изыскание резервов для продолжения работы крупнейших оборонных заводов, организация систематического подвоза продовольствия.
Перед вылетом в блокированный с суши Ленинград Косыгин встретился с руководителем Исполкома Моссовета В. П. Прониным[150]. Договорились о создании колонны из 40 автобусов и 200 грузовых машин с водителями и ремонтниками для приема эвакуируемых по Ладожскому озеру ленинградцев. Более 250 грузовиков обязались предоставить Ярославская и Горьковская области. Машины были загружены продовольствием и горючим. Наркомат путей сообщения обещал срочно доставить машины к Ладожскому озеру.
Встретился Косыгин и с Микояном. Тот, как всегда, говорил о том, что в бедах Ленинграда виноват Жданов:
— Еще летом прошлого года, когда бои шли на Лужском рубеже, я предлагал организовать завоз в Ленинград зерна и размещать его в переделанные под склады дома, те, что еще дореволюционной постройки. Даже в случае попадания бомбы и разрушения здания мог выгореть только верхний слой зерна, это два-три сантиметра, а остальное все сохранилось бы. Но Жданов был против, говоря «зачем заваливать город продовольствием?»[151]
Косыгин слушал молча. О Жданове, о его роли в обороне Ленинграда у него было свое мнение, но последним он ни с кем не делился, и «прочесть» что-то по его лицу было, как всегда, невозможно… Он прекрасно знал, что позицию Микояна поддерживают Маленков и Берия, который старается настроить Сталина против Жданова. А последний, в свою очередь, жаловался Сталину на Микояна. Алексей Николаевич старался не занимать ничьей стороны. Хотя про себя удивлялся тому, что Жданов из своего кабинета в Смольном не выходит, не выезжая ни на фронт, ни на предприятия (если только в бомбоубежище).
Косыгин вылетел в Ленинград 19 января. Пилот «Дугласа», опытный ас, еще на московском аэродроме с недовольством смотрел на пять истребителей, которые должны были сопровождать самолет Косыгина: «А „хвост“-то нам зачем? Только внимание привлекут, а мы бы в одиночку тихонько пробрались, трассу я прекрасно знаю».
Алексей Николаевич улыбнулся, пожал плечами: «Это не ко мне…»[152]
В Ленинград прибыли ночью. Через час после приземления Алексей Николаевич был в Смольном. Вместе со Ждановым его встречали второй секретарь Ленинградского горкома ВКП(б) и председатель Продовольственной комиссии А. А. Кузнецов, один из руководителей Отдела пищевой промышленности, торговли и общественного питания Ленинградского горкома П. Г. Лазутин и командующий войсками Ленинградского фронта М. С. Хозин.
Разговор был долгим. Косыгин был как всегда и откровенен, и деловит:
— Ставка и лично товарищ Сталин очень обеспокоены (не сказал, что очень недовольны) положением дел в Ленинграде. Противнику город ленинградцы не сдадут, это ясно всем. Но есть и другой враг (процитировал некрасовские строчки, которые помнил с детства): «Голод названье ему…»
Отсюда, — продолжал Косыгин, — и такое количество жертв, и катастрофическое падение производства на ленинградских предприятиях. Станки простаивают, материалы, столь необходимые на «Большой земле», в Ленинграде не задействованы. Кроме того, как считает Государственный комитет обороны, в Ленинграде много излишнего населения, которое необходимо было эвакуировать еще осенью прошлого года. А потому перед нами три задачи, решать которые необходимо одновременно, в «связке», — эвакуация населения и оборудования вместе с материалами и завоз в Ленинград с «Большой земли» продовольствия.
Косыгин выслушал всех, от Жданова до Хозина, что-то записывал, задавал вопросы, вроде бы незначительные, что-то просил уточнить. Разошлись поздно ночью…
На следующий день Алексей Николаевич побывал на Кировском заводе и «Электросиле», в нескольких жилых районах города.
Нашел полчаса, чтобы заглянуть на квартиру отца (тот был в эвакуации в Новосибирске). Вспомнил его просьбу: «Пошарь в полке над дверью».
«К счастью, дом уцелел, квартира уцелела. Стекла, конечно, повыбивало, стены заиндевели». Косыгин встал на табурет у входной двери, сунул руку в глубину полки и вытащил оттуда одну за другой чекушки водки. Оказывается, у отца был обычай на Новый год прятать «маленькую» на память о прожитом годе. «Извлек оттуда бутылочки еще царской водки… Целый мешок набрал, потом в Смольном всех угощал»[153].
Его помощники (И. М. Андреев, А. С. Болдырев, А. Г. Карпов, А. К. Горчаков) также осматривали промышленные предприятия города, изучали состояние автомобильного, железнодорожного транспорта. Вечером Косыгин выслушал доклады помощников. Положение оказалось тяжелее, чем ожидали. Городской автомобильный транспорт к массовой эвакуации людей не подготовлен. В критическом состоянии железная дорога: не хватает паровозов, горюче-смазочных материалов, топлива, деталей. Многие машинисты, ремонтники, путейцы просто не могут работать из-за сильного истощения. Ряд железнодорожных участков нуждается в срочном ремонте, несколько станций — в прикрытии средствами ПВО, которых по-прежнему не хватает.
