Торстейн Веблен - Теория праздного класса
На ранней стадии социального развития, когда общество обыкновенно еще ведет мирный и, возможно, оседлый образ жизни, а система индивидуальной собственности еще не развита, наиболее полное проявление способностей отдельного человека может происходить главным образом в занятиях, направленных на поддержание жизни группы. Какую бы форму ни принимало экономическое соперничество между членами такой группы, оно будет касаться главным образом полезности членов общности в трудовой деятельности. В то же время побуждение к соперничеству не велико, а сфера его проявления ограниченна.
Когда общество переходит от стадии миролюбивого дикарства к хищнической фазе, условия соперничества изменяются. Побудительные мотивы становятся более вескими и настоятельными, и сама возможность соперничества значительно увеличивается. Действия мужчин все более приобретают характер доблестной деятельности, а вызывающее зависть сравнение одного охотника или воина с другим становится все более простым и привычным. Трофеи — осязаемое доказательство доблести — занимают определенное место в образе мыслей людей как неотъемлемый атрибут существования. Захваченная добыча, трофеи охоты или налета начинают цениться как свидетельства выдающейся силы. Агрессия становится общепринятой формой боевых действий, добыча служит в качестве prima facie свидетельства успешной агрессии. Как принято, на этой ступени развития культуры борьба становится общепризнанной, достойной формой самовыражения, а полезные предметы или услуги, получаемые захватом или грабежом, служат в качестве традиционного свидетельства успешной борьбы. Таким образом, в силу противопоставления получение материальных предметов способами, отличными от захвата, начинает считаться недостойным высокого звания человека. Та же одиозность и по той же причине распространяется на выполнение производственной работы или занятость в личном услужении. Таким образом возникает вызывающее зависть различие между доблестной деятельностью и приобретением посредством захвата, с одной стороны, и производственной занятостью — с другой. Труд приобретает характер нудного занятия в силу пренебрежительного к нему отношения.
До тех пор пока простое содержание понятия «почетный» в сознании первобытного варвара не разветвляется и не скрывается за ростом вторичных однородных понятий, оно не означает, видимо, ничего другого, кроме утверждения превосходящей силы. «Почетный» — значит «грозный»; «достойный» — значит «сильный». Вызывающий почтение поступок при подробном анализе практически не отличается от признанного успешного акта агрессии; а там, где агрессия означает столкновение с людьми или животными, особенно почетными, и прежде всего почетными, оказываются те действия, в которых побеждает сила и хватка.
Наивная архаичная привычка истолковывать все проявления силы с точки зрения отдельной личности или «силы воли» значительно укрепляет традицию возвеличивания сильного. Эпитеты почтения, модные среди варварских племен так же, как и среди народов с более развитой культурой, обычно несут на себе печать этого неосложненного понимания чести. Эпитеты и титулы используемые при обращении к вождям и при умиротворении царей и богов, очень часто наделяют того, кого нужно умилостивить, неотразимой разрушительной силой и склонностью к властному насилию. До некоторой степени это справедливо и в отношении более цивилизованных обществ в настоящее время. Проявляющееся в геральдических изображениях пристрастие к более кровожадным животным и охотящимся хищным птицам подкрепляет ту же точку зрения.
При том, как здравый смысл варвара расценивает достоинство и почет, лишать жизни — убивать грозных соперников, будь то люди или неразумные твари, считается в высшей степени почетным. И эта высокая миссия кровопролития как выражение силы умерщвляющего придает блеск достойности всякому акту и всем орудиям и аксессуарам кровопролития. Оружие — это почет, его применение для лишения жизни даже самых мелких земных созданий становится почетным делом. В то же время занятие в производстве становится соответственно ненавистным, а обращение с орудиями и принадлежностями труда оказывается ниже достоинства здоровых мужчин. Труд становится нудным.
Мы полагаем, что в ходе эволюции культуры первобытные группы людей перешли от начальной миролюбивой стадии к последующей стадии, в которой характерным и открыто признаваемым занятием группы становится сражение. Однако это не означает, что произошел внезапный переход от нерушимого мира и доброжелательности к более поздней, или высшей, фазе общественной жизни, в которой впервые встречается факт боевых действий. Не означает это и того, что при переходе к хищнической фазе в обществе прекращается всякая мирная производственная деятельность. Можно с уверенностью сказать, что с какими-то фактами сражений мы встречаемся на любой ранней стадии развития общества. Достаточно часто факты сражений должны были бы иметь место вследствие соперничества внутри пола. Убедительными доводами в пользу такого вывода являются как обычаи знакомых нам первобытных групп, так и поведение человекообразных обезьян, а рассмотрение общеизвестных побуждений, свойственных природе человека, убеждает в правильности такого взгляда.
Можно, следовательно, возразить, что могло и не быть такой начальной, как здесь предполагается, стадии мирной жизни. Не существует такого момента в эволюции, раньше которого сражения не встречались бы. Но суть рассматриваемого вопроса не в том, что касается частоты случаев боевых действий, редких или нерегулярных или же достаточно частых и обычных; вопрос в том, имеет ли место ставшее привычным воинствующее расположение духа, т. е. преобладающая привычка судить о фактах и событиях с точки зрения схватки. Хищническая фаза развития культуры достигается лишь тогда, когда хищнический настрой становится для членов группы общепринятым духовным настроем, когда сражение становится доминантовой нотой в общепринятом представлении о жизни общества, когда здравой оценкой людей и вещей становится оценка в расчете на борьбу.
Существенное различие между миролюбивой и хищнической фазами развития культуры является, следовательно, не механистическим различием, а различием в сознании. Изменение духовного настроя есть результат изменения материальных сторон жизни группы, и наступает оно постепенно, по мере возобладания материальных обстоятельств, благоприятствующих хищнической позиции. Развитие такой культуры ограничено снизу производством. Хищничество не может стать источником средств какой-либо группы или какого-либо класса до тех пор, пока способ производства не достигнет такой степени эффективности, чтобы сверх поддержания жизни тех, кто занят добыванием средств к существованию, оставлять запас, стоящий того, чтобы его отвоевывать. Переход от мира к хищничеству зависит поэтому от роста специальных знаний и использования инструментов. Подобным образом становление хищнической культуры остается невозможным до более позднего времени, когда оружие достигает такого совершенства, что превращает человека в грозное животное. Раннее совершенствование оружия и орудий труда — это, безусловно, один и тот же процесс, рассматриваемый с двух разных точек зрения.
