Роберт Хайлбронер - Философы от мира сего
Главный злодей в системе Адама Смита не государство как таковое, но монополия в любых ее проявлениях. Он не питает никаких иллюзий: "Представители одного и того же вида торговли или ремесла редко собираются вместе даже для развлечений и веселья без того, чтобы их разговор не кончился заговором против публики или каким-либо соглашением о повышении цен"[49]. И беда даже не в том, что подобные встречи предосудительны по природе своей - в конце концов, они только порождение человеческого эгоизма; к сожалению, они затрудняют нормальное функционирование рынка. Конечно, Смит был прав. Если рынок на самом деле способен производить наибольшее количество продуктов по самым низким ценам, то любая помеха его деятельности неизбежно приведет к снижению всеобщего благополучия. Если - как это было в те времена - ни один шляпных дел мастер во всей Англии не может прибегать к услугам более чем двух подмастерьев, а ножовщики в Шеффилде вынуждены довольствоваться одним, рынок вряд ли в состоянии продемонстрировать все, на что он способен. Если - а Смит был свидетелем подобного положения вещей - у нищих нет ни единого шанса покинуть свой приход и найти работу там, где она есть, рынок не в состоянии привлечь трудовые ресурсы туда, где они необходимы. Если, как во времена Смита, гигантских размеров компании обладают монополией на внешнюю торговлю, общество не может извлечь всю выгоду из дешевизны зарубежных продуктов.
А значит, говорит Смит, эти препятствия должны исчезнуть. Рынок должен быть свободен в выборе естественного уровня цен, оплаты труда, прибылей и объема выпуска; все, что мешает его работе, осязаемо сокращает настоящее богатство народа. Но поскольку совершенно любое вмешательство государства, включая законы о минимальной чистоте на фабриках и запрещение приковывать детей к станкам, могло быть истолковано как помеха деятельности рынка, цитаты из "Богатства народов" широко использовались в борьбе с первыми попытками принятия хоть сколько-нибудь человечного законодательства. Несправедливость судьбы: человек, предупреждавший о том, что класс алчных промышленников XVIII века "обычно заинтересован в том, чтобы вводить общество в заблуждение и даже угнетать его", помимо своей воли стал их святым покровителем. Даже сегодня невнимательное отношение к его философии приводит к тому, что Смита считают консервативным экономистом, хотя по сравнению с любым современным либеральным экономистом его неприятие мотивов предпринимателей было куда более открытым.
В каком-то смысле взгляд Смита на мир является квинтэссенцией господствовавшего в то время представления о неизбежной победе порядка и разума над случайностью и хаосом. Не пытайтесь делать хорошие дела, говорит Смит. Пусть добро возникнет само по себе как неожиданное, но неизбежное следствие нашего эгоизма. Непоколебимая вера в огромный общественный механизм и в превращение корыстных инстинктов в общественные добродетели - как это похоже на Смита! Не стоит недооценивать стойкость, с которой он отстаивает следующие из собственных философских убеждений рекомендации. Он призывал к тому, чтобы судьям платило не государство, а участвующие в процессе стороны, ведь тогда эгоизм заставит их ускорять рассмотрение дел. По его мнению, у новой формы организации предприятия под названием акционерное общество (корпорация) нет будущего, так как очень маловероятно, что такая сложная система будет обладать достаточным своекорыстием для ведения трудноразрешимых и изматывающих дел. Даже самые выдающиеся попытки облегчить судьбы людей, вроде отмены рабства, Смит защищает с тех же позиций: да, рабство следует отменить, говорит он, подобная мера поможет сократить наши издержки.
Запутанный, иррациональный мир таким образом сводится к своего рода разумному механизму, в рамках которого людей, как элементарные частицы, притягивают прибыли и отталкивают потери. Великая система работает не потому, что кто-то управляет ею, - силы эгоизма и конкуренции обеспечивают наиболее успешное использование имеющихся ресурсов; человеку остается лишь не сопротивляться этой общественной силе притяжения, уничтожать все стоящие на пути общественной физики препятствия и прекратить собственные тщетные попытки вырваться из ее плена.
Несмотря на типичные для восемнадцатого столетия веру в рациональность, естественные законы и механистическую последовательность человеческих действий и реакций на эти действия, системе Адама Смита не чужды и общечеловеческие ценности. Не стоит забывать, что наибольшую выгоду в ней получает потребитель, а вовсе не производитель. Впервые в истории философии повседневной жизни потребитель становится королем.
Какая часть этой философии выдержала испытание временем?
Уж точно не внушительная схема эволюции. Мы увидим, как многие великие экономисты после Смита внесли в нее значительные коррективы. Вместе с тем было бы неверно рассматривать мир Адама Смита лишь как незрелую попытку сформулировать недоступные его разуму вещи. Смит, будучи экономистом капитализма доиндустриального, не дожил до того момента, когда рынку стали угрожать огромные предприятия, а его законы накопления и народонаселения пали жертвой развития социологии (это произошло полвека спустя). Во времена Смита фактически не существовало того феномена, который впоследствии назовут "деловым циклом". Живший на страницах этой книги мир существовал в действительности, а проведенная экономистом систематизация его свойств представляет собой блистательный анализ склонности этого мира к развитию.
И все же понимание Смита было неполным. Философ предрекал обществу эволюционное развитие, тогда как на самом деле произошла революция - Промышленная революция. В уродливых фабриках, новых корпоративных формах организации бизнеса и робких попытках ремесленников создать профессиональные союзы Смит не разглядел знаки рождения прежде невиданных, разрушительно мощных общественных сил. В каком-то смысле его система основывалась на предположении о том, что Англия навечно останется такой, какой она была в XVIII веке. У нее будет больше людей, больше товаров, больше богатства, но качественно ничего не изменится. В его мире развивающееся общество остается статичным, оно растет, но не накапливает никакого опыта.
Хотя эволюционный подход к развитию общества был обречен на существование в учебниках истории, панорама рыночной жизни ничуть не утратила своего величия. Разумеется, Смит не "открывал" рынок - и до него многие замечали, что взаимодействие эгоизма и конкуренции способно обеспечить общество всем необходимым. Но именно Смит впервые сформулировал проистекавшую из этой концепции философию, и он же изложил ее в доступном и вместе с тем всеобъемлющем виде. Он, и никто другой, заставил Англию, а с ней и весь западный мир понять, что именно рынку общество обязано своим выживанием в качестве единого целого, а когда они это поняли, предложил набор необходимых на практике мер. Последующие поколения экономистов усовершенствуют Смитово описание рынка и укажут на закравшиеся в него серьезные ошибки. Но никому не удалось повторить те энтузиазм и жизнерадостность, которыми изобилует рассказ Смита.
