Томас Пикетти - Капитал в XXI веке
Когда производительность показывает положительный рост, процесс накопления капитала уравновешивается законом β = s/g. Вопрос оптимального с социальной точки зрения уровня еще больше усложняется. Если заранее известно, что производительность будет всегда расти на 1 % в год, это означает, что будущие поколения будут намного производительнее и благополучнее нынешних. Разумно ли в этой ситуации жертвовать нашим нынешним потреблением ради накопления неслыханного объема капитала?
В зависимости от того, как сравнивать и измерять благосостояние различных поколений, можно прийти к самым разным выводам: можно заключить, что мудрее всего будет вообще им ничего не оставлять (за исключением разве что загрязнения), или двигаться к золотому правилу или же к любой точке, находящейся между этими двумя крайностями. Видно, насколько ограничена практическая полезность золотого правила[687].
На самом деле простого здравого смысла нам должно было бы быть достаточно для того, чтобы прийти к выводу о том, что никакая математическая формула не позволит нам решить чрезвычайно сложный вопрос о том, сколько нужно оставлять будущим поколениям. Если я тем не менее и счел необходимым изложить концептуальные споры вокруг золотого правила, то я сделал это потому, что в начале XXI века они оказывают определенное влияние на общественные дебаты, с одной стороны, в том, что касается дефицитов европейских стран, с другой — в том, что касается последствий глобального потепления.
Юридическая педантичность и политика. Понятие золотого правила использовалось в рамках европейских дебатов о дефиците государственных бюджетов, однако совсем в ином смысле[688]. В 1992 году, когда был создан евро, Маастрихтским договором было установлено, что бюджетный дефицит не должен превышать 3 % ВВП, а государственный долг должен оставаться ниже 60 % ВВП[689]. Экономическая логика, на которой основывался выбор этих цифр, так и не была разъяснена[690]. На самом деле, если не учитывать государственные активы и в целом всю совокупность национального капитала, довольно трудно рационально обосновать тот или иной уровень государственного долга. Настоящая причина, лежащая в основе этих ограничительных критериев, аналогов которым нет в истории (например, американский, британский или японский парламенты никогда не устанавливали таких правил), уже была изложена выше. Она является практически неизбежным следствием решения о создании общей валюты без государства, без создания общего долга и без объединения дефицитов. В теории такие критерии были бы бесполезны, если бы выбор общего дефицита был задачей бюджетного парламента зоны евро. Тогда речь шла бы о суверенном и демократическом выборе, и нет никаких убедительных причин ограничивать такой выбор и уж тем более записывать такие правила в конституции. Конечно, учитывая молодость этого создаваемого бюджетного союза, можно представить, что для общего доверия требуются специфические правила, например в виде подавляющего парламентского большинства для того, чтобы превысить определенный уровень долга. Однако решение запечатлевать в мраморе нерушимую цель, касающуюся дефицита и долга, без учета будущих политических раскладов в Европе представляется необоснованным.
Хочу, чтобы меня правильно поняли: я не питаю особой любви к государственному долгу, который, как я много раз отмечал, зачастую способствует обратному перераспределению — от самых скромных к тем, кто может себе позволить одалживать средства государству (и для кого, как правило, это намного предпочтительнее, чем платить налоги). С середины XX века, когда в послевоенные годы происходил масштабный отказ от государственных долгов (или, вернее, их просто поглощала инфляция), относительно самих государственных долгов и предоставляемых ими возможностей социального распределения существует много опасных иллюзий, которые, на мой взгляд, следует как можно скорее развеять.
Тем не менее есть много оснований полагать, что не очень разумно высекать бюджетные критерии в юридическом или конституционном мраморе. Прежде всего, исторический опыт подсказывает, что в условиях тяжелого кризиса зачастую необходимо быстро принимать бюджетные решения такого масштаба, который невозможно предугадать до кризиса. Оставлять конституционному судье (или комитету экспертов) задачу время от времени оценивать правомерность таких решений значит делать шаг назад на пути демократического развития. Кроме того, это сопряжено с риском. Вся история свидетельствует о докучливом стремлении конституционных судей пускаться в пространные, рискованные и, как правило, очень консервативные толкования юридических текстов, касающихся налоговых и бюджетных вопросов[691]. Сегодня такой юридический консерватизм особенно опасен в Европе, где прослеживается тенденция ставить право свободного перемещения людей, имущества и капиталов выше права государств отстаивать общие интересы, в том числе и права заставлять платить налоги.
Прежде всего стоит подчеркнуть, что уровень дефицита или долга нельзя оценивать отдельно от множества других параметров, которыми характеризуется национальное богатство. В данном случае, если принять во внимание всю совокупность имеющихся данных, больше всего поражает тот факт, что в Европе национальное имущество никогда не было таким большим, как сейчас. Конечно, чистое государственное имущество почти равняется нулю, однако частное имущество настолько велико, что сумма того и другого на протяжении целого столетия никогда не была такой высокой. Поэтому мысль о том, что мы оставим позорные долги нашим детям и внукам и что мы должны посыпать голову пеплом, вымаливая у них прощение, просто не имеет никакого смысла. Если исходить из настоящего золотого правила, которое ведет к полному накоплению национального капитала, следует сказать, что европейские страны никогда не были к этому так близки, как сегодня. Напротив, постыдная правда заключается в том, что национальный капитал очень плохо распределен, поскольку частное богатство опирается на бедность государства, в результате чего в настоящее время мы тратим намного больше на проценты по долгу, чем, например, вкладываем в высшее образование. Впрочем, это не новость: учитывая относительно медленный рост с 1970-1980-х годов, мы находимся в историческом периоде, когда долг очень дорого обходится государственным финансам[692]. Эта основная причина, по которой его нужно как можно скорее сократить; лучше всего это сделать при помощи чрезвычайного прогрессивного сбора с частного капитала или же посредством инфляции. В любом случае эти решения должны приниматься суверенным парламентом по итогам демократических дебатов[693].
