В. Автономов - Истоки. Качественные сдвиги в экономической реальности и экономической науке
Менгер в своих «Основаниях политической экономии», как и Джевонс, не стремился объяснить цены, скорее он фокусировал внимание на поведении людей в ходе обмена. Он считал, что цены «не представляют собой существенного в явлении обмена», будучи «только привходящими явлениями, симптомами экономического выравнивания между человеческими хозяйствами»[157]. В реальности, пишет он, цены постоянно колеблются[158]. Вследствие этого, хотя в конкретный момент времени мы можем наблюдать определенные цены, для будущих сделок эти цены, как правило, не будут действительными: «Попробуем на хлебном рынке или на фондовой бирже купить хлеб или фонды и снова продать их, прежде чем изменились условия конъюнктуры, или в один и тот же момент продать какой-нибудь товар и такой же купить, и мы легко убедимся, что разница между ценой при спросе и предложении – не простая случайность, но общее явление народного хозяйства»[159].
Таким образом, Менгер не пытался аналитически связать важность удовлетворения с рыночными ценами. Он никогда не прибегал к меновому отношению, демонстрируя связь между шкалами желания или удовлетворения и количеством продающихся лошадей или коров. Вместо этого он считал рыночную цену проявлением тех сил, которые показывают, как «хозяйствующие люди… приходят к тому, что отдают блага, а именно определенные количества их, в обмен на другие»[160].
При этом Менгер все же использовал понятие равновесия, или «точки, в которой нет обмена», в отношении индивида: «…этим обновляются основания для экономического обмена, и вот почему взгляду наблюдателя представляется беспрерывно продолжающийся ряд меновых операций. Но и в этой цепи экономических актов мы находим при более точном наблюдении для данных моментов, лиц и видов благ точки поля, в которых нет места обмену благ, потому что наступил его экономический предел»[161]. Но, как утверждает Вон, такие случаи равновесия описывались Менгером как «частные и эфемерные»[162].
Менгер утверждал, что в ситуации обмена, когда задействованы небольшие количества товаров, договорная цена обычно находится где-то посередине между ценой спроса и ценой предложения, что предполагает «одинаковые условия и равенство в экономической опытности индивидов»[163]. Однако, как и Джевонс, он признавал, что если одна из двух торгующихся сторон имеет перед другой преимущество, то итоговая цена может быть для нее более выгодной. Соглашаясь, что результат торговли отчасти зависит от «человеческого произвола», Менгер все же придерживался того мнения, что «обоюдное стремление контрагентов извлечь из обмена как можно большую выгоду очень часто взаимно парализуется, и цены имеют тенденцию направляться к этой… средней величине»[164] и поэтому остаются удаленными на равное расстояние от крайних пределов. Однако в дело могут вмешаться прочие, неэкономические факторы, «обусловленные индивидуальностью обменивающихся лиц или внешними обстоятельствами, в которых последние предпринимают мену», и тогда «цены могут отклониться от этой естественной средней в границах указанных пределов»[165].
III. Экономический человек Менгера
«Во всех имеющихся формулировках экономической теории, разработанных как английскими экономистами, так и учеными континентальной Европы, человек рассматривается с позиций гедонизма; иными словами, он представляется как пассивная и инертная, а также неизменная в своей данности человеческая сущность. Физиологические и антропологические концепции, из которых исходили экономисты, использовались уже несколькими поколениями исследователей в психологии и социальных науках. Гедонистическая концепция уподобляет человека быстродействующей машине для исчисления ощущений наслаждения и страдания, которая вибрирует как некая однородная глобула стремления к счастью и приходит в движение под воздействием стимулов, оставаясь при этом неизменной»[166].
В полную противоположность определению, данному Вебленом, Жаффе описывает экономического человека Менгера как «неумелое, заблуждающееся, плохо осведомленное существо, страдающее от неуверенности, вечно колеблющееся между манящими надеждами и навязчивыми страхами, органически неспособное принимать взвешенные решения в своем поиске удовлетворения»[167]. Менгерова человека действительно можно представить как действующего в условиях неуверенности и далекого от обладания исчерпывающей информацией. Однако в «Основаниях» постоянно повторяется мысль о том, что принятие решений во многом зависит от получения информации, поскольку для людей «приобретает весьма большой интерес знание не только своего собственного состояния, но и состояния всех тех, кто находится с ними в меновых сношениях»[168]. Это поведение является совершенно целенаправленным (хотя и не всегда успешным), так что Жаффе, возможно, был слишком резок, используя слово «неумелый». Хотя Менгеров человек, принимающий решение, имеет мало информации о настоящем, он постоянно пытается увеличить свое знание, стремясь «составить себе суждение и о количествах благ, доступных в данное время распоряжению других индивидов, с которыми он связан обменом». Более того, он пытается получить также и информацию о будущих нуждах и желаниях: «Культурные люди тем отличаются от всех других хозяйствующих индивидов, что они заботятся об удовлетворении своих потребностей не на короткое, а на продолжительное время, стремятся к их обеспечению на многие годы»[169]. Он даже создает общественные институты для сбора информации[170].
Менгеров человек, принимающий решения, знает о будущем еще меньше, чем о настоящем: «Опыт учит нас, однако, что нередко по отношению к будущему времени более или менее недостоверно, проявятся ли вообще известные потребности в пределах этого времени»[171]. Раз за разом Менгер подчеркивает временной аспект благ и связанную с этим аспектом неуверенность. В свете позиции Джевонса, описываемой в четвертой части этой статьи, нам важно то, что Менгер, обсуждая межвременной выбор человека, подчеркивает близорукость его оценки будущих нужд, слабую способность предвидеть будущее: «Наслаждение, как учит опыт, кажется человеку более сильным, если оно предстоит сейчас или в ближайшем будущем, чем удовольствие такой же интенсивности, если его можно вкусить только через известное время»[172].
Получается, что экономический человек для Менгера – это не Вебленова быстродействующая машина для исчисления ощущений наслаждения и страдания, но и не существо, пассивно реагирующее на изменяющиеся ограничения. Его нельзя исчерпывающе описать при помощи статичной, четко определенной функции предпочтений. Он мало знает о мире вокруг, но целенаправленно стремится расширить свои знания о нем.
Важно помнить, что, хотя движение экономического человека к достижению равновесия было в глазах Менгера медленным и трудоемким процессом, он все же приписывал экономическому человеку достаточно четкую цель. Своей задачей в «Основаниях» Менгер называл демонстрацию того, «как люди на основе таких суждений применяют доступные их распоряжению количества благ (предметы потребления и средства производства) к возможно полному удовлетворению своих потребностей»[173]. Однако, хотя Менгер свято верил во власть предпочтений и в целенаправленность человеческой деятельности, он также предполагал, что потребители могут заблуждаться относительно того, что на самом деле составляет их благо[174]. Он подчеркивал, что существуют как «истинные», так и «воображаемые» потребности, а также, соответственно, «истинные» и «воображаемые» блага: «…люди могут так же ошибаться по отношению к ценности благ, как и по отношению ко всем другим объектам человеческого познания и потому могут приписывать ценность предметам, в действительности, согласно экономическому положению вещей, ею не обладающим, если только они ошибочно считают, будто от какого-нибудь блага или количества блага зависит более или менее полное удовлетворение их потребностей, тогда как на самом деле этого отношения нет; в таком случае перед нами явление воображаемой ценности»[175]. Так, например, писал Менгер, потребители ошибочно приписывают ценность примитивным лекарствам или любовным зельям. Как и Джевонс, он считал, что люди склонны переоценивать значение удовлетворения тех потребностей, которые «споспешествуют их благополучию хотя и интенсивно, но кратковременно»:
