Томас Пикетти - Капитал в XXI веке
В рейтинге «Forbes» мы можем обнаружить десятки наследников, которые богаче Джобса. Состояние явно не связано с личными достоинствами. Это объясняется прежде всего тем фактом, что доходность наследственных состояний зачастую очень высока просто в силу их размера.
К сожалению, такого рода исследование невозможно продолжать далее, поскольку данные, подобные тем, что приводит «Forbes», слишком ограничены для проведения систематического и надежного анализа (в отличие, например, отданных по целевым капиталам университетов, к которым мы обратимся ниже). Особенно следует подчеркнуть, что методы, используемые журналами, приводят к существенной недооценке значения наследственных состояний. Журналисты не располагают полными налоговыми или административными списками, которые помогли бы выявить состояния. Поэтому они исходят из прагматических соображений и собирают информацию из очень разрозненных источников, зачастую опираясь на сведения, полученные путем телефонных разговоров или переписки по электронной почте; конечно, такие сведения могут быть незаменимыми, однако зачастую надежностью они не отличаются. В принципе, в таком прагматизме нет ничего предосудительного: в первую очередь он является следствием того факта, что государственные власти не организуют должным образом сбор информации по этим вопросам на основе, например, ежегодных деклараций об имуществе, которые отвечали бы общим интересам и могли бы обрабатываться автоматическими методами благодаря современным технологиям. Однако важно оценивать последствия этого. На практике журналисты таких изданий исходят из списков крупных компаний, котируемых на бирже, и пытаются определить, кто является их акционером. Этот процесс показывает, что обнаружить наследственные состояния (которые часто размещены в довольно диверсифицированных портфелях) сложнее, чем предпринимательские состояния, которые еще только накапливаются (и, как правило, намного больше сосредоточены в одной компании).
Что касается самых крупных наследственных состояний, исчисляемых десятками миллиардов долларов и евро, то можно предположить, что эти активы в значительной степени размещены в семейной компании (как активы семьи Беттанкур в компании L’Orcal или семьи Уолтон в Wal-Mart в Соединенных Штатах): в этом случае их так же легко обнаружить, как и состояния Билла Гейтса или Стива Джобса. Однако так происходит далеко не на всех уровнях: когда мы опускаемся на уровень нескольких миллиардов долларов (согласно «Forbes», ежегодно в мире появляется несколько сотен новых состояний такого размера) и в еще большей степени на уровень нескольких десятков или сотен миллионов евро, то значительная часть наследственных состояний, вероятно, принимает форму довольно диверсифицированных портфелей, которые журналистам довольно трудно проследить (тем более что эти люди намного меньше горят желанием попасть на страницы прессы, чем предприниматели). Вследствие этой статистической погрешности рейтинги состояний неизбежно недооценивают размер наследственных капиталов.
Впрочем, некоторые журналы, такие как «Challenges» во Франции, уточняют, что стремятся указывать лишь так называемые «профессиональные» состояния, т. е. те, что вкладываются в конкретную компанию, и что имущество, принимающее форму диверсифицированных портфелей, их не интересует. Проблема в том, что от них трудно добиться точного определения того, что они хотят этим сказать: должен ли предприниматель преодолеть определенный порог во владении капиталом компании для того, чтобы его состояние считалось «профессиональным», зависит ли этот порог от размеров компании и если да, то по какой формуле он рассчитывается? На самом деле критерий, которого придерживаются журналы, очень прагматичен: в рейтингах фигурируют те состояния, о которых журналисты знают и которые соответствуют фиксированному параметру (больше одного миллиарда долларов в случае журнала «Forbes» или же пребывание в числе пятисот самых крупных обнаруженных состояний данной страны в случае «Challenges» и многих других журналов в других странах). Такой прагматизм можно понять. Однако ясно, что столь неточный отбор приводит к серьезным проблемам, если пытаться проводить сравнения во времени или между странами. Если добавить к этому тот факт, что рейтинги, кем бы они ни составлялись — «Forbes», «Challenges» или другими журналами, никогда не придерживаются четких единиц наблюдения (в принципе речь идет об индивидах, но иногда в одно состояние включают целые семейные группы, что создает перекос в другую сторону, поскольку приводит к преувеличению масштабов крупных состояний), то становится очевидным, насколько эти материалы ненадежны для изучения щекотливого вопроса о доле наследства в формировании имущества или в эволюции имущественного неравенства[443].
Следует добавить, что в этих журналах зачастую имеется довольно очевидное идеологическое предпочтение в пользу предпринимателей и прослеживается плохо скрываемая тяга к их превозношению и даже к преувеличению их значения. Для журнала «Forbes» не будет оскорблением, если мы отметим, что часто в нем можно усмотреть — да он и сам так себя представляет — гимн предпринимательству, а также полезному и заслуженному имуществу. Стив Форбс, владелец журнала, который сам является миллиардером и дважды неудачно выставлял свою кандидатуру на должность президента от республиканской партии, еще и наследник: знаменитый журнал, положивший начало состоянию Форбсов, основал в 1917 году его дед, который также скопил немалую часть семейного капитала. Публикуемые журналом рейтинги иногда предлагают делить миллиардеров на три группы: чистых предпринимателей, чистых наследников и людей, которые унаследовали состояние и приумножили его. Согласно данным, публикуемым «Forbes», на каждую из этих групп обычно приходится примерно по трети общего имущества миллиардеров; при этом в журнале отмечается, что прослеживается тенденция к снижению доли чистых наследников и к увеличению доли частичных наследников. Проблема состоит в том, что «Forbes» никогда не давал точных определений этим разным группам (и не проводил четкой границы между чистыми и частичными наследниками) и не приводил никаких сумм, относящихся к наследствам[444]. В этих условиях довольно трудно прийти к какому-либо точному выводу относительно этой вероятной тенденции.
Что можно сказать, с учетом всех этих трудностей, о том, какие доли в числе крупных состояний приходятся на наследников и на предпринимателей? Если принять в расчет и чистых, и частичных наследников из рейтинга «Forbes» (предположив, что у последних на наследство приходится половина состояния) и добавить к этому методологические погрешности, приводящие к недооценке наследственных состояний, то будет вполне естественным сделать вывод о том, что последние представляют собой более половины самых крупных состояний в мире. Оценка на уровне 60–70 % кажется довольно реалистичной; она заметно уступает уровню, наблюдавшемуся во Франции в Прекрасную эпоху (80–90 %), что, возможно, обусловлено сегодняшними высокими темпами роста в мировом масштабе, которые приводят к быстрому пополнению рейтингов новыми состояниями из развивающихся стран. Однако речь идет лишь о гипотезе, а не об установленной истине.
