Томас Пикетти - Капитал в XXI веке
Возвращение к монологу Вотрена. Для того чтобы составить еще более конкретное представление о том, что означает наследство в жизни различных людей, и дать точный ответ на экзистенциальный вопрос, прозвучавший в монологе Вотрена (какого уровня жизни можно достичь благодаря наследству и благодаря труду?), разумнее всего будет рассмотреть поколения, сменявшие друг друга во Франции с начала XIX века, и сравнить различные виды ресурсов, которые были им доступны в течение жизни. Только такой подход, сфокусированный на поколениях и на жизни в целом, позволяет в полной мере учесть тот факт, что наследство — это не такой ресурс, который мы получаем каждый год[386].
График 11.9
Доля наследств и дарений во всех ресурсах (наследства и дарения + трудовые доходы) поколений, родившихся в 1790–2030 годах.
ордината: Доля наследств и дарований во всех ресурсах по поколениям.
Примечание. Наследства и дарения составляли 25 % ресурсов поколений XIX века и всего 10 % ресурсов поколений, которые родились в 1910-1920-е годы (и должны были получить наследство в 1950-1960-е годы). Источники: piketty.pse.ens.fr/capital21с.
Исследуем в первую очередь эволюцию средней доли наследства и дарений во всех ресурсах, которые получали поколения, родившиеся во Франции в 1790–2030 годах (см. график 11.9). Мы действовали следующим образом. На основе информации, касающейся ежегодного оборота наследства, и подробных данных по возрасту умерших, наследников, дарителей и получателей дарений на протяжении всего изучаемого периода мы рассчитали долю наследств и дарений во всех ресурсах, получаемых человеком в течение жизни в зависимости от года рождения. После вычета налогов[387] все ресурсы, т. е., с одной стороны, наследство и дарения, а с другой — трудовые доходы, были капитализированы на протяжении всей жизни исходя из средней очищенной от налогов доходности капитала во Франции в различные годы. В первом приближении этот метод представляется наиболее обоснованным, однако стоит заметить, что он несколько недооценивает долю наследств и дарений, поскольку наследникам (и собственникам крупных состояний в целом) удается добиться более высокой доходности, чем обладателям сбережений, накопленных за счет трудовых доходов[388].
Мы получили следующие результаты. Если рассматривать всех людей, родившихся во Франции в 1790-е годы, в целом, то можно констатировать, что наследства и дарения составляли около 24 % от всех ресурсов, полученных ими в течение жизни, а значит, трудовые доходы достигали порядка 76 % от всех ресурсов. У тех, кто родился в 1810-е годы, доля наследства равнялась 25 %, а доля трудовых доходов — 75 %. То же можно сказать и обо всех поколениях, родившихся в XIX веке, или по крайней мере о тех, кто получил наследство до начала Первой мировой войны. Можно отметить, что доля наследства и дарений во всех ресурсах, составлявшая в XIX веке около 25 %, была немного выше, чем уровень оборота наследства, выраженный в пропорции к национальному доходу (в те времена он равнялся 20–25 %): это обусловлено тем фактом, что доходы с капитала, на которые обычно приходилось около трети национального дохода, де факто перетекали частично в наследство, частично в трудовые доходы[389].
У поколений, родившихся в 1870-1880-е годы, доля наследства и дарений во всех ресурсах стала постепенно сокращаться: это объясняется тем фактом, что все возрастающее число этих людей должны были получить наследство после Первой мировой войны, и им досталось меньше, чем предполагалось, вследствие потрясений, которые пережили капиталы их родителей. Самой нижней точки достигли поколения, родившиеся в 1910-1920-е годы: эти люди должны были унаследовать имущество сразу после Второй мировой войны и в 1950-1960-е годы, т. е. тогда, когда оборот наследства находился на самом низком уровне, в результате чего наследство и дарения составляли всего 8-10 % в их общих ресурсах. Рост начался с поколений, родившихся в 1930-1950-е годы, которые стали получать наследство в 1970-1990-е годы: для них оно составляло уже 12–14 % от всех ресурсов. Однако для поколений, родившихся в 1970-1980-е годы и начавших получать наследство в 2000-2010-е годы, оно приобрело невиданное с XIX века значение: около 22–24 % от всех ресурсов. Это со всей очевидностью показывает, что впечатляющий исторический опыт под названием «конец наследства» подходит к завершению; кроме того, мы можем видеть, насколько по-разному у различных поколений XX века складывались отношения со сбережениями и капиталом. Представителям поколения бэби-бума пришлось все делать самим, равно как и тем, кто родился в начале века и в межвоенный период и пережил две войны; те, кто родился в последней трети века, сталкиваются с ростом значения наследства и в этом отношении близки поколениям XIX и XXI веков.
Дилемма Растиньяка. До настоящего момента мы изучали лишь средние значения. Однако одна из главных отличительных черт наследства заключается в том, что оно распределено очень неравномерно. Приняв в расчет, с одной стороны, неравенство в наследстве, а с другой — неравенство в трудовых доходах, которое было рассмотрено выше, мы наконец сможем исследовать, в какой мере речь Вотрена справедлива применительно к различным эпохам. На графике 11.10 мы обнаруживаем, что поколения, родившиеся в конце XVIII века и в течение XIX века, в том числе и Эжен де Растиньяк (который, согласно описанию Бальзака, родился в 1798 году), действительно сталкиваются с ужасной дилеммой, описанной бывшим каторжником: заполучив имущество, можно добиться намного более высокого уровня жизни, чем учебой и трудом.
График 11.10
Дилемма Растиньяка для поколений, родившихся в 1790–2030 годах.
ордината: Кратные показатели к доходу 50 % хуже всего оплачиваемых наемных работников.
Примечание. В XIX вене 1 % самых крупных наследств обеспечивал намного более высокий уровень жизни, чем 1 % самых высоких зарплат.
Источники: piketly.pse.ens.fr/capital21 с.
Для того чтобы различные уровни ресурсов можно было рассматривать максимально детально, мы выразили их в кратных показателях относительно среднего уровня жизни, которого достигали в различные эпохи 50 % хуже всего оплачиваемых трудящихся. Этот уровень жизни, который можно считать низким, в целом соответствует половине среднего национального дохода в каждую рассматриваемую эпоху и является полезной опорной точкой для оценки неравенства в обществе[390].
Мы получили следующие результаты. В XIX веке ресурсы, которыми располагал в течение жизни 1 % самых богатых наследников (1 % людей, наследовавших самые крупные состояния среди их поколения), превышали примерно в 25–30 раз уровень жизни низших слоев населения. Иными словами, получив такое наследство, как правило от своих родителей или от родителей своего супруга или супруги, можно было в течение всей жизни держать 25–30 слуг, оплачиваемых на таком уровне. В то же время ресурсы, обеспечиваемые 1 % самых высоких зарплат (получаемых, например, судьей, прокурором или адвокатом, о которых говорит Вотрен), превышали этот уровень примерно в 10 раз. Это весьма существенно, но явно заметно меньше, тем более что, как справедливо отмечал бывший каторжник, на такие должности не так просто устроиться: одного блестящего диплома выпускника юридического факультета для этого мало; нужно еще и интриговать в течение многих лет, и даже в этом случае результат не гарантирован. В таких условиях, если вдруг по соседству обнаруживается наследство, относящееся к верхней центили, лучше его не упускать; по крайней мере над этим вариантом стоит поразмыслить.