Нассим Талеб - Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости

Глядя на его методологию, я вижу следующую картину. Он начинает с чисто абстрактных посылок, абсолютно нереальных, — таких как гауссовы вероятности и иже с ними. Затем он выводит из них "теоремы" и "доказательства". Математика стройна и элегантна. Теоремы согласуются с другими теоремами современной портфельной теории, которые в свою очередь согласуются еще и с другими теоремами, образующими в совокупности величественную теорию того, как люди потребляют, сберегают, справляются с неопределенностью, тратят и строят планы на будущее. Он исходит из того, что нам известен приблизительный ход событий. Ужасное слово равновесие встречается повсюду. Но все здание подобно абсолютно замкнутой игре с жесткими правилами, вроде "Монополии".

К ученому, применяющему такую методологию, подходит определение, данное Джоном Локком безумцу, — "это тот,кто правильно развивает ошибочные постулаты".

Настоящая, элегантная математика обладает таким свойством: она верна абсолютно, а не на 99 процентов. Это свойство привлекает механистичные умы, которые не хотят разбираться с неоднозначностями. К сожалению, нужно где-то смухлевать, чтобы мир улегся в прокрустово ложе совершенной математики, и надо к чему-то подладить свои постулаты. Но, как показывает цитата из Харди, профессиональные "чистые" математики, по крайней мере, абсолютно честны.

Значит, неразбериха начинается тогда, когда некто вроде Мертона пытается отстаивать стерильную правильность своих математических выкладок, вместо того чтобы задуматься об их соответствии реальности.

что он не слишком хорошо знаком с тем, как мы торгуем опционами, то есть со своей собственной темой. Он, кажется, уверен, что трейдеры опираются на "точную" экономическую теорию, — как будто птицам нужно изучать (примитивное) инженерное дело, чтобы летать.

Вот где можно поучиться у силовиков. Им плевать на "совершенные" игровые силлогизмы; они хотят отталкиваться от реального, "ощутимого". В конце концов, цена их ошибок — жизни.

Я упоминал в главе и, что первыми, кто начал играть в "формальное мышление", фабрикуя липовые посылки с целью породить "точные" теории, были Пол Сэмюэлсон, наставник Мертона, и, в Соединенном Королевстве, Джон Хикс. Эти двое загробили идеи Джона Мэйнарда Кейнса своей попыткой их формализовать (Кейнс интересовался неопределенностью и сетовал, что жесткие модели сужают кругозор). Поборниками формального мышления были также Кеннет Эрроу и Жерар Дебрё. Все четверо — нобелиаты. Все они находились под чарами ее величества математики — такое состояние Дьедонне называл "музицированием разума", а я называю "безумием Локка". Всех их можно смело обвинить в создании воображаемого мира, в котором их математика — неограниченная властительница. Проницательный ученый Мартин Шубик, считавший, что крайняя степень абстрактности этих моделей (на несколько уровней выше необходимого) делает их совершенно непригодными, подвергся остракизму, как обычно бывает с инакомыслящими*.

Если вы усомнитесь, как я, в ценности достижений таких людей, как Мертон-младший, они потребуют "стройного доказательства". То есть они задают правила игры, и вы должны играть по ним. Как выходец из деловой среды, где главная

* Средневековая медицина тоже была основана на идеях равновесия и, как теология, руководствовалась взглядом "сверху вниз". К счастью, представители этой школы остались не у дел, так как не могли соревноваться с хирургами, смотревшими на свое ремесло "снизу-вверх", то есть отталкивавшимися от опыта, накопленного простыми цирюльниками-зубодерами, благодаря которым и родилась неплатоновская клиническая наука. Если я сегодня жив, то это потому, что схоластическая медицина с ее взглядом "сверху вниз" отошла в прошлое несколько столетий тому назад.

ценность — это умение применять путаную, но эмпирически приемлемую математику, я не признаю претензий на ученость. Выморочной науке, ищущей определенности, я предпочитаю процветающее и изощренное ремесло, которое сродни трюкачеству. А может, эти модельеры-неоклассики заняты чем-то похуже? Может, они заняты тем, что епископ Юэ назвал производством определенностей?

Таблица 4. Два подхода к случайности

Скептический эмпиризм (неплатоническая школа)

Интерес к тому, что лежит вне платонической складки Уважение к тем, у кого хватает смелости сказать: "Я не знаю"

Толстый Тони-

Для эмпирика-скептика Черный лебедь — основной источник случайности

Взгляд "снизу вверх" Эмпирик-скептик обычно не надевает костюма (разве что на похороны)

Предпочитает приближенность к правоте

Минимум теории; считает теоретизирование болезнью, которой надо сопротивляться

Не верит, что можно легко просчитать вероятности

Образец: Секст Эмпирик и его медицинская школа

Интуиция, развиваемая практикой; сначала опыт, потом книги

Сосредоточенность на внутренности платонической складки "Вы все время критикуете наши модели. Эти модели — единственное, что у нас есть" Доктор Джон

Для платоника основной источник случайности — обычные колебания (скачки для него второстепенны) Взгляд "сверху вниз" Платоник носит темные костюмы, белые рубашки; говорит монотонно

Всегда точно неправ

Все, по его мнению, должно укладываться в некую грандиозную общую социоэкономическую модель и соответствовать "точной экономической теории"; презирает"описательность" Все платонические структуры зиждутся на предположении, что вероятности вычисляемы

Образец: механика Лапласа, мир и экономика как часы Опора на научные труды; сначала книги, потом практика

Продолжение таблицы 4.

Наука — не источник вдохновения; инструмент — начатки математики и компьютерные методики Идеи основаны на скептицизме, на непрочитанных книгах библиотеки Исходная точка рассуждений — Крайнестан

Изощренное ремесло Стремление к неабсолютной правоте в широком наборе явлений

Источник вдохновения — физика; инструмент — абстрактная математика

Идеи основаны на вере; на том, что представляется известным

Исходная точка рассуждений — Сред-нестан

Дурная наука

Стремление к абсолютной правоте в узкой модели с точно заданными параметрами

Давайте разберемся.

Скептический эмпиризм защищает противоположный метод. Мне важнее посылки, чем теории. Я хочу минимально зависеть от теорий, прочно стоять на собственных ногах и жить, по возможности, без сюрпризов. Я хочу быть более или менее прав, а не точно неправ. Изящество теории часто указывает на ее платоничность и слабость — оно искушает тебя, заставляя искать изящество ради изящества. Теория — как лекарство (или правительство): часто бесполезна, иногда необходима, всегда своекорыстна и иногда смертельна. Поэтому ее надо использовать осторожно, умеренно и под тщательным наблюдением взрослых.