Андрей Аникин - Юность науки. Жизнь и идеи мыслителей-экономистов до Маркса
Очевидно, это была не совсем та экономия, которая интересовала Монкретьена. Все его помыслы были направлены именно на процветание хозяйства как государственной, национальной общности. Не удивительно, что перед словом экономия он поставил определение политическая.
Добрых 150 лет после Монкретьена политическая экономия рассматривалась преимущественно как наука о государственном хозяйстве, об экономике национальных государств, управляемых, как правило, абсолютными монархами. Только при Адаме Смите, с созданием классической школы буржуазной политической экономии, ее характер изменился и она стала прекращаться в науку о законах хозяйства вообще, в частности об экономических отношениях классов.
Главная заслуга Монкретьена, конечно, не в том, что он дал своей книге такой удачный титульный лист. Это было одно из первых во Франции и в Европе сочинений, специально посвященное экономическим проблемам. В нем выделялся и ограничивался особый предмет исследования, отличный от предмета других общественных наук.
Политическая экономия и экономика
В последние десятилетия XIX в. термин политическая экономия стал выходить на Западе из моды и заменяться словом экономика. Оно употребляется теперь в двояком смысле: в смысле хозяйство, совокупность производственных отношений общества и в смысле наука о законах развития хозяйства.
Однако термины «экономика» и «политическая экономия» не следует считать равнозначными. В настоящее время термин «экономика» в смысле отрасли знания понимают, скорее, как экономические науки. Наряду с политической экономией эти науки включают теперь многообразные отрасли знания об экономических процессах. Организация производства, труда, сбыта продукции, финансирования на предприятиях — предмет экономических наук. Это относится как к капиталистическому, так и к социалистическому хозяйству. Как известно, в рамках больших капиталистических концернов осуществляется капиталистическое планирование, а его методы и формы представляют опять-таки предмет экономической науки. Государственно-монополистическое регулирование хозяйства, без которого немыслим современный капитализм, также нуждается в фундаменте объективных знаний о хозяйстве в его совокупности и по отдельным отраслям. Увеличиваются, таким образом, практические функции экономических наук.
Профессия экономиста в социалистических странах теперь включает весьма разнородные функции, начиная от очень конкретной, инженерно-экономической или планово-экономической работы и кончая сугубо идеологической деятельностью по преподаванию и пропаганде марксистско-ленинской политической экономии.
Все это можно объяснить сложностью самого понятия производственных отношений. Одни их формы носят наиболее общий, социальный характер. Это собственно предмет политической экономии. Другие рассматривают более конкретные формы производственных отношений, непосредственно связанные с техникой, с производительными силами. Иные технико-экономические проблемы связаны с производственными отношениями лишь сугубо косвенно. Значение конкретных экономических наук будет неизбежно возрастать. С их развитием в основном связано внедрение математики и новейшей счетно-аналитической техники в экономические исследования и в практику управления хозяйством.
Как философия, бывшая когда-то наукой наук и обнимавшая, по существу, все отрасли знания, стала теперь лишь «одной из многих», так и политическая экономия, обнимавшая ранее все экономические явления, теперь стала только головной в семье экономических наук. Это закономерно.
Но дело не ограничивается этим. Политическая экономия, какой она вышла из рук Смита и Рикардо, была в своем существе наукой о классовых отношениях людей в буржуазном обществе. Центральной ее проблемой было распределение продукта (или доходов) — проблема социальная, и притом социально острая. Уже многие последователи Рикардо пытались смягчить социальную остроту его политической экономии. Но этого было недостаточно для буржуазии: ведь одновременно на базе рикардианства возникла политическая экономия Маркса, открыто провозгласившая предметом науки общественные производственные отношения и сделавшая вывод о закономерности гибели капитализма.
Поэтому в 70-х годах прошлого столетия одновременно в ряде стран появились и укрепились новые экономические концепции, которые на основе отказа от трудовой теории стоимости стремились лишить политическую экономию ее социальной остроты. В центре науки были поставлены некоторые общие принципы, лишенные общественного и исторического содержания: принцип убывания субъективной полезности благ при потреблении, принцип экономического равновесия. По существу, предметом этой политической экономии оказались не столько общественные отношения людей в связи с производством, сколько отношения людей к вещам.
Главной проблемой экономической науки стала «технологическая», лишенная социального содержания проблема выбора между альтернативными возможностями использования данного блага, или, как стали говорить, данного фактора производства: труда, капитала, земли. Проблема оптимального использования ограниченных ресурсов несомненно существенна для любого общества и входит в сферу экономических наук. Но она не может целиком определять предмет политической экономии.
Была провозглашена «социальная нейтральность» политической экономии: какое дело такой науке до классов, эксплуатации и классовой борьбы? Но за этим скрывалась новая форма идеологической защиты капитализма. В руках буржуазных экономистов — Джевонса в Англии, Менгера и Визера в Австрии, Вальраса в Швейцарии, Дж. Б. Кларка в США — «старая» политическая экономия превратилась в нечто неузнаваемое. Теперь это был набор абстрактно-логических и математических схем, в основе которых лежит субъективно-психологический подход к экономическим явлениям. Естественно, что этой науке скоро потребовалось и другое название. Термин «политическая экономия», который по буквальному смыслу и по традиции имел именно социальное содержание, стал неудобным и стеснительным.
Современный американский историк экономической мысли Б. Селигмен писал, что Джевонс «успешно освободил политическую экономию от слова „политическая“ и превратил экономику в науку, изучающую поведение атомистических индивидуумов, а не поведение общества в целом».[14]
Еще яснее суть происшедшего «переворота» в науке будет видна, если мы процитируем слова другого современного буржуазного ученого — француза Эмиля Жамса: «Эти новые классики (так принято в буржуазной литературе называть поименованных выше экономистов. — А. А.) полагали, в частности, что объектом экономической науки должно быть описание тех механизмов, которые действуют во всех экономических системах, причем надо стремиться не высказывать о них своих суждений. В отношении социальных проблем их основные теории были нейтральны, то есть из них нельзя было извлечь ни одобрения, ни порицания существующих режимов». Новые австрийские экономисты «в своих объяснениях стоимости через предельную полезность нацеливались, в частности, против марксистской трудовой теории стоимости».[15]
