Кризис мирового капитализма - Сорос Джордж
Генерального секретаря могла бы назначать коалиция открытого общества. Он ведал бы Секретариатом, который направлял бы законотворческую деятельность Генеральной Ассамблеи. Его положение примерно соответствовало бы выборному лидеру демократической партии. Учитывая резко возросшие полномочия, было бы желательно, чтобы его можно было сместить в любое время, когда он лишается доверия коалиции открытого общества.
Имеется много исследований и предложений по реформированию ООН, но ни одно из них пока не принято. Единственный путь осуществить перемены заключается в создании давления со стороны общественного мнения, особенно в США. Идея открытого общества представляется реалистической именно потому, что демократические правительства реагируют на требования своих граждан. Но сначала люди должны проникнуться идеей открытого общества. Надеюсь, что моя книга будет способствовать достижению этой цели.
Программы для СШАЯ завершаю свою книгу кратким обзором задач своего Фонда в США. При этом я намерен показать, что абстрактную концепцию открытого общества можно трансформировать в конкретные действия.
Четыре года назад я понял, что революционный момент, возникший в результате краха советской империи, закончился, и больше нет смысла концентрировать свою филантропическую деятельность в ранее или по-прежнему закрытых обществах. Задача моего Фонда, как я ее сформулировал в 1979 г., состояла в том, чтобы помочь открыть закрытые общества, сделать открытые общества более жизнеспособными и способствовать распространению критического образа мышления. Пришло время переходить к другому – третьему пункту повестки дня. В качестве парадигмы открытого общества США присущи свои недостатки. Что мог бы сделать мой Фонд в этой связи? В течение нескольких лет сформировалась стройная политика.
Программы моего Фонда применительно к США можно в основном свести к трем группам вопросов, относящихся к концепции открытого общества: противодействие проникновению рыночных ценностей в неподходящие сферы; предупреждение нежелательных и непредвиденных последствий в общем-то удачно задуманной политики; преодоление несправедливости в распределении богатства и социальных благ, возникшей в результате рыночного фундаментализма.
Первая группа вопросов связана с тем, что мотив прибыли проник в сферы, где ему нет и не должно быть места. В частности, меня беспокоит, что рыночные ценности подрывают ценности профессиональные. Оказалось, что этические нормы, которые некогда считались незыблемыми, неспособны устоять под напором рыночных сил. Я предусмотрел такие программы для права и медицины, которые в последние годы все больше напоминают бизнес, а не исследования специалистов. Мне было приятно и доставляло удовлетворение поддерживать – во имя интересов общества – наилучшие традиции и нормы в области права и медицины. Для фонда, который находится вне этих профессий (хотя он и пользуется советами многих его представителей), оказалось труднее повлиять на основные силы в этих профессиях. В этом смысле Фонд все еще пытается найти подходящие способы повлиять на ход событий, и мы начинаем добиваться некоторых успехов. Давление рынка испытывают журналистика, издательское дело, а также профессиональная этика в финансовом деле, но мы пока еще не нашли нужных подходов к этим сферам.
Второй круг вопросов я именую «непредвиденными отрицательными последствиями». Существует ряд неразрешимых проблем, когда отказ признать факт их неразрешимости еще больше усложняет проблему. Наиболее очевидная и зловещая из этих проблем – смерть. Американская культура характеризуется отрицанием смерти. Врачи, семьи и пациенты испытывают большие трудности, столкнувшись с этой проблемой, а избегая ее, они увеличивают связанные с ней боль, страдание и одиночество.
Меня проблема смерти занимала уже тогда, когда я был юношей. В молодости я нашел такой способ относиться к смерти, который меня тогда вполне удовлетворял, хотя, возможно, он не удовлетворит других людей. Я провожу различие между идеей смерти и смертью как реальным событием. Смерть сама по себе это жизненный факт, но идея смерти глубоко противна моему сознанию. Я никогда не смогу смириться с перспективой смерти, но я, возможно, смирюсь с фактом умирания, особенно если он наступит в позднем возрасте. Существует расхождение между мыслью и реальностью, поэтому идея смерти это совсем не то, что в действительности должно неизбежно произойти. Я нахожу утешение в открытии, что мысль намного страшнее реальности.
Любовь – в связи с перспективой смерти – также может служить утешением, в чем я убедился, когда умирала моя мать. Ей почудилось, – а такое, очевидно, случается с людьми нередко, – что она находится у ворот рая, а я сопровождаю ее, держа за руку и слушая ее рассказ. Она сказала мне, что обеспокоена, так как вполне реально может забрать меня с собой. Я успокоил ее, сказав, что твердо стою на этой земле и ей незачем беспокоиться. Ее смерть была для всех нас поистине возвышающим дух событием, учитывая, как вела себя она сама и как вела себя семья – не только я, но особенно мои дети – могли приобщиться к нему. Это событие послужило для меня дополнительным импульсом к осуществлению проекта «Смерть в Америке», в рамках которого оказывают паллиативную помощь и добиваются понимания проблемы смерти. Проект позволил существенно уменьшить как физические, так и психологические страдания, связанные со смертью.
Еще один пример, когда лекарство – хуже болезни, это война против наркотиков. Наркомания – серьезная социальная проблема, которую можно облегчить, но не искоренить, если подходить к ней как к проблеме общественного здоровья.
Мы же воспринимаем наркоманию как преступление. В результате – на 30 июня 1995 г. за нарушение законодательства о наркотиках за тюремной решеткой находились 338 тыс. взрослых, по сравнению с 51 950 в конце 1980 г. Их содержание там обходится ежегодно в 9 млрд. дол. США. Кроме того, миллиарды долларов расходуются на попытки, не очень-то успешные, помешать торговле наркотиков.
Война против наркотиков – это наихудшее проявление фундаменталистского мышления в США. Тех, кто возражает против такого подхода, клеймят как сторонников легализации наркотиков. Это произошло даже со мной, когда я поддержал (с помощью долларов, оставшихся после уплаты налогов) легализацию использования марихуаны в медицинских целях.
К счастью, я могу справиться с таким обвинением. На деле я не защищаю легализации наркотиков. Люди, которые пристрастились к наркотикам, уже не отвечают за свою судьбу, и их следует защищать от такого пристрастия. К марихуане пристрастие не вырабатывается, но она вредна для детей, поскольку пагубно влияет на краткосрочную память и затрудняет учебный процесс. То, что я защищаю, это не легализация. Иными словами, необходимо прекратить ставить знак равенства между наркотиками и преступлением. Обращаться с наркоманами как с преступниками – это не лучший способ борьбы с наркоманией.
Участие Фонда в кампании за финансовую реформу относится к обеим группам проблем. Политика – еще одна сфера, куда проникли рыночные ценности. Политики тратят много времени и усилий, чтобы добыть деньги, а обсуждение проблем подменено оплачиваемыми политическими заявлениями. В рамках своих усилий Фонд предоставил значительную сумму организации, которая пропагандирует «вариант чистых денег», особенно применительно к штатным и местным выборам. Эксперты полагают, что реформировать федеральные выборы будет намного труднее. Одновременно мы предоставили несколько меньшую сумму Центру Бреннана (Вrеппап Center) Нью-Йоркского университета для наблюдения за непредвиденными последствиями всех усилий по реформированию предвыборных кампаний, включая наши собственные. Правила всегда имеют непредвиденные последствия, а прошлые попытки реформирования предвыборных кампаний фактически приводили к еще более серьезным злоупотреблениям в виде «мягких» денежных взносов и рекламы в пользу отдельных кандидатов.
